«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том I. СССР до 1953 года

Все я посмотрел. И Стрыйский парк, где разбросанные по холмам уголки дикой природы искусно сочетаются с рядами стриженых кустарников. И кладбище с замечательными скульптурными надгробьями. В Юрском соборе даже попал на дневное богослужение с музыкой, а вечером был в театре, перед которым стоит красивый памятник Мицкевичу. Что за постановка была, не помню.

Черновцы раскинулись на холмах. Застройка, по крайней мере, старого центра, городского типа, т. е. дома каменные примыкающие друг к другу, все улицы мощеные, чистые, некоторые довольно крутые, неширокие.

Витиного отца прислали сюда главным инженером чулочной фабрики. Ему дали очень уютную реквизированную квартиру, оставшуюся или от сбежавшего, или от высланного. Гладкие белые двери и в них толстые, шлифованные «зеркальные» стекла. Уютные комнаты, удобная кухня, балкон. Все это было очень для нас непривычно и удивительно.

Особое впечатление на меня произвел Черновицкий театр. Это был Королевский театр – театр Румынских королей. Я был много раз в харьковских театрах, но, именно здесь я почувствовал себя первый раз в театре – в театральной атмосфере, которая в Ленинграде до меня доносилась из рассказов взрослых и из фильмов. Театр небольшой и очень уютный. Ставили «Лебединое озеро». Видно и слышно было с любого места т. к. все места предназначались для «общества».

Из Черновиц поехали с Виктором вместе. По дороге в Харьков, на несколько дней остановились у товарища в Киеве. В Киеве я тоже был впервые. Как всё было доступно и просто. Студенческая стипендия на последнем курсе была, в среднем, в два раза меньше зарплаты молодого специалиста-инженера, и на эту стипендию можно было раза три съездить из Харькова в Москву и обратно.

Нормальное общежитие

Институт не без нашей помощи, отстроил общежитие. Студенты, как и все без исключения граждане постоянно привлекались к различным работам, требующим неквалифицированного труда. Всем институтом ездили убирать картошку, помогать в уборке хлеба, убирать улицы, строить плотину на Комсомольском озере у парка, и, конечно, что-то делать на стройке общежития – большей частью убирать мусор.

Если нас посылали помогать сельскому хозяйству, то, как рассказывает Валентин Фастович, архангельских студентов посылали зачищать реки после молевого сплава. На снимке Валентин сталкивает на воду бревна, оставшиеся на берегу после половодья и сплава.

В новом общежитии вместе с нами жили и студенты из стран «народной демократии», т. е. стран, из которых мы выгнали немцев и установили послушную нам власть. Подружились с брюнетами болгарами, которые зимой ходили без головных уборов, и венграми, которые, как-то приехав после каникул, с гордостью поделились новостью с том, что и у них в Венгрии, как и у нас, ликвидировали дома терпимости. Вслушайтесь в название – дома, где женщина должна за деньги терпеть.

Общежитие было рядом со старым кладбищем. Кладбище летом служило нам местом подготовки к экзаменам. Это была читалка под открытым небом. На кладбище много дореволюционных скульптурных надгробий, большая часть из них повреждена, а от поздних захоронений остались только холмики. Вокруг кладбища сплошь студенческие общежития: сельхоз., университет, два наших, экономистов и еще каких-то. Из этих общежитий летом жильцы устремлялись на свежий кладбищенский воздух. На некоторых постаментах от памятников были надписи: «Не занимать – группа такая-то».

Зимой во всех общежитиях устраивали танцы, и все ходили то в то, то в другое общежитие. А летом мы старый «Рекорд» выставляли в окно и включали на полную громкость. Окно выходило на улицу, на противоположной стороне которой тротуар образовывал площадку, и на ней по вечерам танцевали. Во время подготовки к экзаменам в комнате днем пластинки ставили по очереди – по пять пластинок. Нас было четверо, пластинка крутится 3 минуты, и режим получался академический: 45 минут занимаешься, потом 15 минут ставишь пластинки, разумеется, и занимаешься попутно. О том, приятно ли слушать этот гром жителям соседних домов, не задумывались. Мне сейчас хочется мысленно перед ними извиниться.

В нашей комнате постановили, что если любой из нас приходит после того, как в комнате легли спать и потушили свет, то ложиться опоздавший должен не зажигая света. Мишка иногда нахально нарушал порядок, и мы в его голову швыряли стоящие рядом с кроватью туфли или ботинки.

Как-то, по дороге в институт, кто-то из полтавских предложил:

– Поехали ко мне в Полтаву, переночуем, а завтра вернемся. Полтаву посмотрите.

Погода была хорошая, настроение веселое, Полтаву посмотреть захотелось, и мы сели на трамвай, и мимо института поехали на вокзал и в Полтаву.

Заночевали на полу у товарища. Про это узнала Мишкина мать и утром возникла под окном со стороны улицы. Нам она видна не была. Мы слышали только её голос:

– Мишка, пферд проклятый….