Она его ругала за то, что он что-то из её посылки в Харьков «заныкал» и не передал сестре. Зашли в музей, посмотрели «Полтавскую битву», и вернулись в Харьков.
Жизнь уже стала вполне мирной, прошло три года после войны. Наладилось питание. Харьковские столовые вновь стали прекрасными. Столовых в городе было много. Мясной обед стоил около 5 рублей, но можно было и на два рубля наесться без мяса (на первое борщ на мясном бульоне, на второе какая-нибудь каша и затем сладкий чай с белым хлебом). Стипендия была от 250 на первом курсе до 450 на последнем; т. е. мясом на первом курсе не побалуешься, но и голодным не будешь.
Приезжал в Харьков Хрущев, он был в то время Первым секретарем Украины, прошелся по столовым и ругал руководителей за то, что в столовых мало дешевых и овощных блюд.
В будние дни питались в институтской столовой, а по выходным из общежития любили ходить в диетическую столовую, где были прекрасные мясные шницели, и все было немного дешевле.
В случаях безденежья покупали на базаре кусок грудинки, капустки, картошечки и варили щи. В магазины не заглядывали, так что не знаю, что там было. В нашей комнате родители всем еще присылали, уж не помню на старших курсах по сколько, но не больше стипендии (вроде бы по 300). Учились мы все хорошо и «наказанием» за удовольствие от полученной на экзамене пятерки была обязанность на радостях купить для общего пользования пачку хорошего табака – «Золотое руно» или «Трубку мира». Мишка таких наказаний не заслуживал.
Часто находили повод выпить, но повод был обязательно. По «черному» никто из нас в рот не брал. Выпивка была не удовольствием от водки, а удовольствием от развязывания психологических пут в общении.
Если без праздничного стола, а так – «по малой», то бутылка на двоих, а может и на четверых – как придется.
Было однажды и так: провожают меня на каникулы. Кто-то раньше уехал, кто-то позже поедет. Вовка вышибает пробку из бутылки ударом руки по дну. Пробки были настоящие, из коры пробкового дерева, залитые сургучом; с белой головкой – московского разлива, с черной головкой – местного разлива. После двух ударов дно отваливается, а его рука по инерции бьет по оставшейся части бутылки. Так что я на вокзал, а Вовка в пункт скорой помощи на Пушкинской.
Если собирались по поводу праздника с девчатами, с праздничным столом, то по бутылке на парня и сколько-то вина на девчат.
Было в нашей комнате и особое торжество. Витя с Володей на кладбище нашли себе невест. Свадьбу Виктора с Симой играли в нашей комнате. Я на свадьбе танцевал вприсядку, одновременно отбивая ритм алюминиевыми ложками, и так старался, что на пальцах содрал кожу почти до крови.
Многолюдные сборища непременно сопровождались нашим пением. В техникуме в Грозном пели Донские и Кубанские казацкие песни, в Харькове и казацкие, и украинские, и русские народные:
Уж забыл все, помню только отдельные строчки:
И русские:
Еще какие-то. Были, вероятно, и военные песни, но не помню.
Горланили мы и озорные студенческие песни:
Куплеты про других дураков уже забыл. А, еще: «Колумб Америку открыл, страну чудесную такую, дурак, он лучше бы открыл на нашей улице пивную».
Несколько строчек помню про студенческие веселья: