Читаем Современная китайская драма полностью

Т о л с т ы й  Ч ж а о (теряя терпение). Я человек прямой, не люблю загадок, говори как есть!

Х у д о й  Ч ж а о. Ладно, скажу. Как только ты услышишь скрип колес детской коляски, внимательно наблюдай за садовником. Вот тогда ты (поет на манер Пекинской музыкальной драмы) все и поймешь.

Т о л с т ы й  Ч ж а о (вторя Худому Чжао). Ах вот в чем дело!..


Оба уходят. На сцене появляется  д и р е к т о р  Ч ж э н. Он тихонько подходит к садовнику и наблюдает за ним, улыбается, затем присаживается на каменную тумбу.


Д у (тяжело вздыхает, выбивает трубку, достает платок и вытирает слезы, говорит сам с собой). Эх! Прошло уже больше десяти лет… Это ведь как целая жизнь! Судьба! (Поворачивается и видит Чжэна.) О! Директор Чжэн, когда это вы подошли? Вот видите, человек стареет, и слух уже не тот, не слыхал даже…

Ч ж э н (смеясь). Дорогой мой садовник, не обижайтесь. Вы настолько были поглощены своей орхидеей, что я не решился вас тревожить.

Д у (застенчиво). Да! Вся жизнь связана с цветами. Я частенько по утрам и вечерам разговариваю с ними. Что вы сегодня так рано?

Ч ж э н. С возрастом человек спит все меньше.

Д у. Глядя на вас, и не скажешь, что вы в возрасте.

Ч ж э н. Я-то? Уже за шестьдесят. На пенсию вышел!

Д у. О! Когда же это вы? И не говорили ничего!

Ч ж э н. Уже больше недели.

Д у. С вашим душевным здоровьем, с бодростью могли бы поработать еще лет десять без усилий. Некоторым старым кадровым работникам уже под семьдесят, а они ведь еще работают. А вы намного крепче их, но зачем-то поторопились на пенсию.

Ч ж э н. Во всякой деятельности должна быть черта, подошел к ней и поступай, как положено, зачем же насиловать организм. Лучше без всяких лишних волнений, тогда все легко и просто. Шестидесятилетний уж точно не то, что тридцатилетний. Зачем же ждать, когда станешь людям обузой!

Д у. А молодые-то сумеют так вот запросто, как вы, потянуть такой огромный воз?

Ч ж э н. Когда я только пришел в издательство редактором, мне было около тридцати. Поначалу тоже казалось, что не справлюсь, а потом постепенно вошел в колею.

Д у (тихо). Уйдя на пенсию, вы, наверно, лишились многих привилегий? Вам нужно было сначала устроить своих детей, а уж потом идти на пенсию. Все ведь так поступают.

Ч ж э н (горько усмехнувшись). Мои дети в этом не нуждаются. Они давным-давно уже устроили свою жизнь. Да и мою тоже.

Д у (не поняв). Это прекрасно. Люди образованные поступают разумно, серьезны в работе. Потому древние и говорили, что «познавший науку достиг церемоний».

Ч ж э н. Все это так, но только познавший науку не всегда обретает здравый смысл. Порой то, что образованный вытворяет, куда страшнее, чем то, что делает дурак!

Д у (опешив). Страшнее?

Ч ж э н. Правду сказать, я завидую тому, что вы занимаетесь цветами! Чистота и нежный аромат цветов способны снять накипь с человеческих душ, сделать людей чистосердечными, нравственными… Ну что? Возьмете меня к себе в ученики?

Д у. Ну уж скажете… Куда мне! Вообще-то о профессии садовника вы верно сказали. Вот взять хотя бы эту орхидею. Если обращаться с нею как положено, она будет цвести круглый год. Она не забывает добро и отплатит благодарностью: полыхнет живым пламенем в нужное время.

Ч ж э н (растроганно). Да-а, вот оно как… (Садится в плетеное кресло, достает маленький магнитофон, надевает наушники и под звуки мелодии погружается в раздумье.)

Д у (с любопытством). А что это вы слушаете с таким вниманием?


Чжэн снимает наушники, внезапно раздается мелодия песни.


(Испугавшись.) Ого голосина! Гудит, как колокол. (Прислушивается.) Это вроде бы иностранец поет?

Ч ж э н. Это поет американский негритянский певец Поль Робсон.

Д у. То-то я слышу, не по-нашему. А как называется песня?

Ч ж э н. «Река старика».

Д у. «Река старика», хорошо! Судя по названию, в ней наверняка поется о старых людях. Вы знаете иностранный язык, переведите.

Ч ж э н. Река старика, река старика, ты обо всем знаешь, но всегда молчишь… ты течешь вечно.

Д у (кивает в такт головой). Да, здорово сказано! Ты обо всем знаешь… Ты течешь вечно. (Сам с собой.) Да, все уже позади… Эх!

Ч ж э н. У вас какая-нибудь неприятность?

Д у (спохватившись). Да нет!.. Я хочу сказать, что слова у этой песни замечательные…

Ч ж э н. От меня не скроешь. Можете не говорить, я и так знаю.

Д у. Как бы это вам объяснить?.. Вот уже несколько дней она не появляется, может, заболела или что…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Батум
Батум

Пьесу о Сталине «Батум» — сочинение Булгакова, завершающее его борьбу между «разрешенной» и «неразрешенной» литературой под занавес собственной жизни,— даже в эпоху горбачевской «перестройки» не спешили печатать. Соображения были в высшей степени либеральные: публикация пьесы, канонизирующей вождя, может, дескать, затемнить и опорочить светлый облик писателя, занесенного в новейшие святцы…Официозная пьеса, подарок к 60-летию вождя, была построена на сложной и опасной смысловой игре и исполнена сюрпризов. Дерзкий план провалился, притом в форме, оскорбительной для писательского достоинства автора. «Батум» стал формой самоуничтожения писателя,— и душевного, и физического.

Михаил Александрович Булгаков , Михаил Афанасьевич Булгаков , Михаил Булгаков

Драматургия / Проза / Русская классическая проза / Драматургия
Человек из оркестра
Человек из оркестра

«Лениздат» представляет книгу «Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса». Это записки скрипача, принимавшего участие в первом легендарном исполнении Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде. Время записей охватывает самые трагические месяцы жизни города: с июня 1941 года по январь 1943 года.В книге использованы уникальные материалы из городских архивов. Обширные комментарии А. Н. Крюкова, исследователя музыкального радиовещания в Ленинграде времен ВОВ и блокады, а также комментарии историка А. С. Романова, раскрывающие блокадные и военные реалии, позволяют глубже понять содержание дневника, узнать, что происходило во время блокады в городе и вокруг него. И дневник, и комментарии показывают, каким физическим и нравственным испытаниям подвергались жители блокадного города, открывают неизвестные ранее трагические страницы в жизни Большого симфонического оркестра Ленинградского Радиокомитета.На вклейке представлены фотографии и документы из личных и городских архивов. Читатели смогут увидеть также партитуру Седьмой симфонии, хранящуюся в нотной библиотеке Дома радио. Книга вышла в год семидесятилетия первого исполнения Седьмой симфонии в блокадном Ленинграде.Открывает книгу вступительное слово Юрия Темирканова.

Галина Муратова , Лев Михайлович Маргулис

Биографии и Мемуары / Драматургия / Драматургия / Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Документальное / Пьесы