Современная китайская проза

Да, жизнь нашего народа и природы слиты неразделимо! Зимой простые люди ходят босиком по снегу и мерзнут, летом их печет жаркое солнце, осенью они месят своими ногами грязь, а весной они безропотно сносят жестокий голод. Тот, кто этого не испытал, — тот не поймет величия и богатства жизни, ее радостей и ее страданий.

Подъехал красный автобус, я немного нерешительно выступил вперед, поднял руку…

Перевод Г. Синицкого.

ЛИ ТО

ПОСЛУШАЙ ЭТУ ПЕСНЮ

I

Если бы я сам не пережил все это, то никогда бы не поверил, что встреча с ней так перевернет мою жизнь… Обычно я пренебрегал знакомствами с девушками, особенно с заводскими. С ними говорить можно только об эластичных нейлоновых чулках, о пальто на поролоне и о прочей подобной же чепухе. Даже с девчонками из моей агитбригады я и то не заговаривал ни о чем, кроме нашей работы. От их непрерывной нудной болтовни у меня трещала голова.

Как она не похожа на них всех! Подумать только, девчонка с первой же встречи внушает к себе уважение. Вот это человек!

И я хорошо запомнил первую встречу с ней — это было восьмого января 1976 года.

II

Тот день для меня начался тягостно, но не потому, что скончался премьер Чжоу Эньлай, о чем тогда никто еще не знал, а потому, что моего друга Лю Даху наказали: его сняли с должности секретаря молодежной организации цеха позолоты и постановили, что организация в течение года будет внимательно наблюдать за его работой и поведением. Я был очень расстроен — ведь Даху пострадал из-за меня.

Все началось с песенки, которую я сочинил сам — и музыку, и слова.

Последние два года я в свободное время занимался с дедушкой Хуаном, старым другом моего отца, ушедшим на покой композитором. В результате этих занятий и родилась повлекшая за собой столько неприятностей песенка «Я жду…». Я дал ее Даху, а тому она так понравилась, что с его легкой руки ее начали распевать в нашей агитбригаде. И вскоре она стала известна всей молодежи цеха. На беду, нашлись люди, доложившие в завком, что среди рабочей молодежи распространяются «желтые» песенки. Началось расследование. Меня, сочинителя «желтой песенки», к тому же ответственного за литературно-художественную пропаганду в заводском отделении профсоюза, должны были неминуемо вывести на чистую воду, и тогда Даху взял все на себя. Дело раздули, Даху обвинили в «правом уклоне», и завод шумел несколько месяцев.

Все это время я не находил себе места, плохо спал ночами; мне часто виделось, как я публично объявляю себя автором песенки «Я жду…» или же пишу дацзыбао, оправдываю себя и свою песенку, оправдываю молодежь, которая ее поет…

В действительности же я ни на что подобное не решался. Я знал, что у меня не хватит душевных сил. Я ждал: вдруг все это уладится само собой или случится что-нибудь неожиданное на собрании… Но я дождался лишь того, что Даху подвергли наказанию. В последний вечер, когда цеховое собрание наконец закончилось, мы шли домой вместе и молчали.

По дороге домой мы как раз и встретились с ней.

III

Мы стояли у входа в парк Сунь Ятсена и ждали автобуса. Вечер был холодный, на освещенной разноцветными фонарями улице Вечного спокойствия было очень оживленно. Люди спешили домой. Но автобус все не приходил. На остановке скопилось множество народу, у края тротуара стояла целая толпа. Люди молча глядели на проносившиеся мимо машины и на прохожих.

Обычно в таких случаях Даху проявлял нетерпение. «Ну скажи, почему пекинцы такие долготерпеливые? — возмущался он. — Гляди, никто даже не пикнет и не заворчит, все покорно ждут!» Сегодня же, засунув руки в карманы пальто, он тоже покорно молчал. С нами вместе ждали автобуса еще несколько ребят из нашего цеха, тоже возвращавшихся с собрания. Они тоже молчали. Казалось, что холод морозного вечера сковал языки.

Вдруг я услышал негромкий разговор двух девушек и прислушался.

— Ян Лю, ты сегодня была не права.

— Не права? Почему?

— Секретарь разрешил тебе выкрикивать лозунги, и ты зря молчала.

— А я не желаю выкрикивать этот лозунг!

— Это же не простой лозунг.

— Да, не простой. Это призыв давить правый уклон! Какая гадость!

— Тише ты!

— А я не боюсь!

Я обомлел: откуда взялись такие девушки? Любопытство заставило меня оглянуться. Они стояли неподалеку, очень похожие друг на друга — у обеих черные кожаные портфели и серые пушистые шарфы, обычная синяя рабочая одежда, но куртки явно подогнаны портным по фигуре. Та, которую звали Ян Лю, показалась мне постройнее и покрасивее.