В последние десятилетия ХХ – н ачале ХХI в. Россия становится местом действия ряда романов известных английских писателей, таких как «Начало весны» Пенелопы Фицджеральд (P. Fitzgerald, T
he Beginning of Spring, 1988), «Эта русская» Кингсли Эмиса (K. Amis, The Russian Girl, 1992), «Дом свиданий» Мартина Эмиса (M. Amis, The Meeting House, 2002), «Блокада» и «Измена» Хелен Данмор (H. Dunmore, Teh Siege, 2001; The Betrayal, 2010), и ряда других. Нет сомнений, что каждое из этих произведений заслуживает отдельного внимательного прочтения и анализа. При явной разнице авторских подходов и жанровой организации произведений их объединяет сочувственный интерес авторов к истории России и ее людей, а также отделение «советского» от «русского». Очевидным образом происходит трансформация сложившейся в литературе Великобритании модели национального русского мифа, что связано не в последнюю очередь с изменениями исторической обстановки, политической ситуации, с большей открытостью, а также с поисками Британией собственной новой идентичности (см. об этом: [Бреева]).П. Фицджеральд (Penelope Fitzgerald
, 1916–2000), никогда в своей жизни не бывавшая в России, создает роман «Начало весны», действие которого происходит в Москве в 1913 г. Герои романа – р одившийся и живущий в Москве владелец типографии англичанин Фрэнк Рейд («Франк Альбертович», как называют его русские герои), его дети, родственники из Англии, русские и английские сотрудники и деловые партнеры, слуги, домочадцы, знакомые – живут жизнью, в которой сложности семейных отношений сопрягаются с проблемами в типографии, а русская няня для детей оказывается предпочтительнее, чем английская гувернантка. Критик отмечает: “A middle‐class British family is domiciled in a most un‐British country, in this case, Russia” [Plunket, p. 1]. Сравнивая роман П. Фицджеральд с романом «Поездка в Индию», Р. Планкет отмечает, что, в отличие от жестко разделенных по национальному и социальному признаку героев Э. М. Форстера, герои романа «Начало весны», даже принадлежащие к разным национальностям, социально и эмоционально равноправны [Ibid.]. В жанровом отношении роман представляет собой комедию нравов, в первой главе которой жена Фрэнка уходит из семьи, а на последней странице возвращается. Именно в рамках этой жанровой формы автор создает ряд персонажей, таких как Сельвин Крейн, английский служащий и приятель Фрэнка, толстовец, сторонник опрощения и поэт, автор сборника «Размышления березы» (Birch Tree Toh ughts); как партнер Фрэнка купец Курятин, деловой человек и кутила, имеющий непосредственное отношение к персонажам А. Н. Островского; как студент Володя, который забирается ночью в типографию, чтобы напечатать «манифест всеобщего сострадания» (universal pity); как шурин Фрэнка Чарли, который приезжает из Англии, чтобы помочь родственнику разрешить семейные проблемы, встречает здесь традиционный для русских радушный прием и отбывает домой, очарованный Москвой. В эпоху расцвета постмодернистской литературы роман мог бы показаться старомодным, но, кроме истории жизни одной семьи и ее окружения, он представляет собой описание Москвы и московской жизни, полное названий, имен, деталей быта и культуры, теплоты и ностальгии:Frank’s afef ction for Moscow came over him at odd and inappropriate times and in undistinguished places. Dear, slovenly mother Moscow, bemused with the bells of its four times forty churches, indifef rently sheltering factories, whore‐houses and golden domes, impede by Greeks and Persians and bewildered villagers and seminarists staying on to the tramlines, centered on its holy citadel, but reaching outwards with a frowsty leap across the boulevards to the circles of workers’ dormitories and railheads, where the monasteries still prayed, and at last to a circle of pig‐sties, cabbage‐patches, earth roads, earth closets, where Moscow sank back, seemingly with relief, into a village [Fitzgerald, p. 41–42].
Автору, таким образом, удается создать романный мир с его особой атмосферой, узнаваемый и любимый внимательным читателем классической русской литературы.