Современная политическая философия

Таким образом, теория Дворкина была реакцией на проблемы, возникшие в ролзовской концепции равенства, точно так же, как теория Ролза была реакцией на проблемы, возникшие в утилитаристской концепции равенства. Каждую можно рассматривать как попытку усовершенствовать, а не отбросить, основные интуитивные идеи, лежавшие в основе предшествующей теории. Эгалитаризм Ролза — это реакция против утилитаризма, но частично он является и дальнейшей разработкой ключевых интуитивных идей утилитаризма; то же самое можно сказать и об отношении между Дворкиным и Ролзом. Каждая из этих теорий отстаивает свои собственные принципы, обращаясь к тем самым интуитивным идеям, которые привели людей к принятию предшествовавшей теории.

5. ПОЛИТИКА ЛИБЕРАЛЬНОГО РАВЕНСТВА

Многие рассматривают либеральный эгалитаризм как философское обоснование послевоенного либерально-демократического государства благосостояния. Действительно, эта связь с государством благосостояния помогает объяснить удивительную влиятельность политических теорий либерального эгалитаризма. В 1950-1960-е годы в большинстве западных демократий имело место существенное расширение государства благосостояния, но тогда не было серьёзной политической философии, способной осмыслить этот феномен. Появление работ Ролза и Дворкина в 1970-е годы создало соответствующую интеллектуальную структуру, в рамках которой стало возможным осмыслить политические дискуссии по поводу государства благосостояния.

До Ролза обычным способом описания государства благосостояния было рассмотрение его как компромисса между соперничающими идеями. На правом фланге либертарианцы верят в идеал свободы и поэтому поддерживают свободный рынок. На левом фланге марксисты верят в идеал равенства и поэтому поддерживают государственное планирование. А в середине либералы верят в невыразительный компромисс свободы и равенства. Предполагается, что это объясняет, почему либералы поддерживают государство всеобщего благосостояния, которое представляет собой ad hoc сочетание капиталистических свобод и неравенств с разнообразными уравнительными программами социального обеспечения.

Но Ролз и Дворкин предложили нам более тонкое понимание государства благосостояния. Если их теории допускают некоторые виды порождающих неравенство экономических свобод, то не потому что верят в свободу как в нечто противоположное равенству. Скорее они полагают, что эти экономические свободы нужны для реализации их более общей идеи равенства. Один и тот же принцип, гласящий, что люди ответственны за свой выбор, побуждает либералов разрешить свободу рынка и в то же время побуждает их сдерживать рынок тогда, когда он наказывает людей за то, что не связано с их выбором. В основе признания свободы рынка и необходимости его сдерживания лежит одна и та же концепция равенства. Стало быть, либерал выступает в защиту смешанной экономики и государства всеобщего благосостояния не для того, чтобы найти компромисс между противоположными идеалами, «а для того, чтобы добиться наиболее полного осуществления на практике самого равенства» (см.: (Dworkin 1978: 133; 1981: 313,338]).

Связь между философией либерального равенства и политикой государства благосостояния настолько сильна, что многие люди называют либеральный эгалитаризм «либерализмом государства благосостояния» (см., напр.: [Sterba 1988]) и пишут, что Ролз предложил «философскую апологию эгалитарной разновидности капиталистического государства благосостояния» (см.: (Wolff 1977:195];ср. (Doppelt 1981:262; Clark Gintis 1978:311-314]). Но эта связь сейчас очень серьёзно ставится под вопрос. Сегодня уже не кажется очевидным, что реализация идей либерального эгалитаризма привела бы к государству благосостояния в любом из известных его смыслов.