Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

В самом деле, представлялось довольно логичным выстроить своего рода «генеалогическое древо» ТМО, ствол которого состоял поначалу из двух частей черно-белого окраса (реализм — либерализм (идеализм), выше — традиционализм/бихевиорализм), а затем разветвлялся в пышную крону современных течений и «школ». Проблема в том, что в сознании многих международников, воспитанных на этом образе, макет нередко сливается с реальностью, что неизбежно ведет к искажению представлений о действительной картине развития теоретической мысли в области международных отношений у исследователей и преподавателей, не говоря уже о лицах, принимающих решения в сфере внешней политики. А это уже имеет отнюдь не безобидные последствия!

Основной принцип «Великих дебатов» заключался в противопоставлении взглядов конкурирующих теоретических лагерей, что, как считается, позволяло выявить точки несогласия и наметить ключевые темы, осмысление которых оказывалось приоритетным на том или ином историческом этапе. При этом сталкивались не просто разные течения международно-политической мысли, а наиболее заостренные, в которых противоречия были выражены наиболее сильно.

Будучи относительно протяженными во времени, такого рода дебаты характеризовались множеством конфликтных точек, конкурентных столкновений, диалогов и полемики, в связи с чем некоторые авторы даже сочли, что в результате ТМО стала фрагментарной дисциплиной. Другие, наоборот, утверждали, что дебаты показали слабые и сильные стороны предмета, но в конце концов помогли его становлению как самостоятельной области знаний. Наличие множества нередко противоречащих друг другу теорий в дисциплине не должно рассматриваться в качестве проблемы, — подчеркивают, например, известные американские международники Дж. Миршаймер и С. Уолт, — а скорее как позитивное и желательное условие ее развития. Хотя плюрализм продуцирует тенденцию к фрагментации научного сообщества, теоретическое разнообразие — признак здоровой политики, поскольку оно выгодно не только по интеллектуальным причинам, но и по политическим[140]. Третьи же настаивают, что без «Великих дебатов» вообще не существует приемлемого способа изложения истории ТМО, особенно в учебных целях.

В любом случае тезис о «Великих дебатах» уже на протяжении более чем трех десятилетий воспринимается как канон и почти не подвергался сомнению. Однако ситуация начала меняться. Зарождение истории международно-политической мысли как отдельной дисциплины существенно изменило наше представление об эволюции предмета ТМО и, шире, об эволюции мышления в сфере мировой политики и международных отношений. Историки дисциплины не могли принять на веру многое из общепринятых утверждений: им нужны были доказательства — и открытия не заставили себя ждать.

Довольно быстро выяснилось, что сам термин «Великие дебаты» впервые начали употреблять австрало-британский международник Хедли Булл (с именем которого обычно связывают «Английскую школу») и американский бихевиоралист Мортон Каплан, однако они не без иронии относили его к своим собственным дискуссиям о «научности» ТМО, которые позднее будут названы Вторыми Великими или методологическими дебатами 1950— 1960-х годов (и это уже всерьез). Но это было только началом создания конструкта.