Современная политическая мысль (XX—XXI вв.): Политическая теория и международные отношения

Плюрализм, свобода и равенство. Существует значительно более простой путь от классического либерализма к реформистскому через идею экономического равенства. Либерал-плюралист может настаивать на том, что, хотя негативная свобода и является решающе важной социальной ценностью в мире, в котором люди должны выбирать, к каким ценностям стремиться, плюралистическая политическая теория не нуждается в том, чтобы всегда делать выбор в пользу свободы по сравнению с равенством. В частности, Исайя Берлин, наиболее последовательный защитник плюрализма и негативной свободы, очень ясно высказывается по этому поводу в эссе «Две концепции свободы»:

«Я не хочу сказать, что индивидуальная свобода, даже в наиболее либеральных обществах, это единственный или даже господствующий критерий социального действия... ».

То, что свобода и равенство приходят в противоречие, то, что мы не можем взять все от них обоих и должны взвешивать их и делать выбор между ними, вовсе не означает, что мы должны всегда выбирать свободу. Поскольку классические либералы привержены индивидуализму и рассматривают большинство форм равенства в качестве угрозы индивидуальности, они обычно выступают против равенства. Однако плюрализм сам по себе не обязательно ведет к такому сильному ранжированию приоритета свободы по отношению к равенству. Некоторые либералы-реформисты рассматривают современное государство всеобщего благоденствия как тип баланса между свободой и равенством: гражданские свободы, такие, как свобода слова, собраний, ассоциаций, прессы, религии, обладают прецедентом по отношению к равенству, но коль скоро уж эти свободы гарантированы, стремление к экономическому равенству становится узаконенным.

Таким образом, в центре значительной части реформистского либерализма находится утверждение, что экономические свободы покупать, продавать и рекламировать имеют меньшее значение, нежели гражданские свободы, и ими гораздо легче пожертвовать, чем во имя экономического и социального равенства.

Джон Стюарт Милль о справедливости. В отличие от Платона, мы знаем, что не должны пытаться дать однозначное определение справедливости или выделить главную черту, присущую всем ее трактовкам. Это важный урок, поскольку поиски «общего знаменателя» доминировали в исследовании справедливости чуть ли не на протяжении всей истории развития политической мысли.

В 1861 г., т.е. два тысячелетия спустя после Платона, Джон Стюарт Милль, как и его предшественники, по-прежнему пытался выявить «определяющую черту справедливости», хотя и более осторожно. Милль начал с признания, что есть вопрос, который необходимо исследовать, прежде чем дать «одно-единственное предположение», позволяющее «все типы поведения» определять как справедливые или несправедливые на основании какого-то одного качества. Для того чтобы найти ответ на этот вопрос, Милль и начинает свои рассуждения. Вначале он пытается дать самое грубое представление о концептуальном использовании понятия справедливости — о наиболее часто встречающихся упоминаниях «справедливого» и «несправедливого».

Милль идентифицировал пять типов поведения и организации человеческих отношений, определяемых общественным мнением как справедливые и несправедливые.

«В первую очередь, — писал Милль, — чаще всего несправедливым называют действие, направленное на лишение человека его личной свободы, собственности или какой-то другой вещи, принадлежащей ему по закону. В этом, однако, содержится лишь одно из применений понятий “справедливый/несправедливый” в совершенно определенном смысле, а именно что будет справедливым уважать, а несправедливым — нарушать легальные права кого-либо».

Концепция справедливости, таким образом, имеет тесную связь с правом, и в особенности с законами государства. Например, будет несправедливым наказывать американца за неучастие в президентских выборах, поскольку он обладает правом на неучастие в голосовании, однако не будет казаться несправедливым, если наказанным будет австралиец, не принявший участие в голосовании на парламентских выборах, поскольку по закону он обязан голосовать.

Милль тем не менее тотчас же признает, что «легальные права, которых лишают человека, могут быть правами, которые вовсе не должны были к нему относиться; иными словами, закон, по которому ему приписываются эти права, может быть дурным законом. Когда дело обстоит именно так или когда (что то же самое для целей нашего анализа) предполагается, что это так, то мнения относительно справедливости или несправедливости этого могут разойтись».

Многие люди убеждены, что закон, содержащий аморальное требование, не может отражать подлинное право, а поэтому нарушение такого закона не будет несправедливым.