Представитель антипсихиатрии Т. Сас (T. Szasz) полагает, что истерия представляет собой игру, цель которой – контроль и господство над другими людьми. Конверсионные формы – это трансформация процесса коммуникации, перемещающегося со словесного уровня на язык тела, так называемый протоязык ( Szasz
, 1961). Порой такой язык оказывается весьма эффективным. Например, долгие и безуспешные намеки сыну о том, что он не уделяет матери достаточно внимания, могут трансформироваться в более результативные протоязычные обмороки, это внимание обеспечивающие. Признание «протоязычного» использования истерических симптомов влечет расширенную трактовку области мотивации, способной побуждать демонстративное поведение, поскольку этот язык, как и членораздельный, может применяться при решении самых различных жизненных задач: из-за сочувствия конверсионным страданиям человек может добиться отсрочки увольнения, уступки в споре и т.п. Специфика такого инструментального использования истерии состоит в том, что в этих случаях демонстрируется нечто, что должно вызвать жалость и сострадание, а не традиционные восторг и восхищение.Таким образом, на вопрос о границе между естественными и отклоняющимися, психопатологическими проявлениями истерии даются разные ответы, один из которых, компромиссный по отношению к крайним точкам зрения, интерпретирует истерические черты как естественные, но вместе с тем утверждает, что они, как и другие черты, могут быть патологически искажены. «Больная истерия» – это истерия «измученная и побежденная» ( Israel
, 1985). Болезнь возникает из-за нарастания невротизма, причем невротичность понимается этим автором не совсем традиционно. Невроз – это «нормальная» составляющая человеческой личности. Ее избыток ведет к ограничению возможностей, ограничению, которое можно рассматривать как патологическое, но его отсутствие также влечет за собой отклонения; отсутствие невротизма отождествляется этим автором с отсутствием торможения, что благоприятствует необдуманному и поспешному переходу к действиям.Данному представлению созвучна точка зрения K. Хорни, согласно которой черты личности, лежащие в основе невроза, присущи всем людям, а невротическими их делает то, что они становятся «избыточными», преобладающими. Перечислив в качестве таких черт 10 невротических потребностей, она пишет: «Ознакомление с этими чертами поражает тем, что ни одно из содержимых ими устремлений и установок не является само по себе “ненормальным” или выпадает из числа ценностей, желательных для большинства из нас» ( Horney
, 1942, p. 60). Среди выделенных потребностей по крайней мере 5 способны вызывать демонстративное поведение: (1) потребность радовать других и нравиться им, (2) потребность в общественном признании и престиже, (3) потребность в нарциссическом самолюбовании и восхищении других, (4) потребность в достижениях и честолюбивое стремление быть самым лучшим и (5) потребность в безупречности и непогрешимости ( Там же ,p. 54 – 60).2.2.
Спор о границах нормы и патологии приобретает наибольшую остроту, когда речь идет о конституциональном истероидном типе . Различные авторы сравнительно единодушно указывают на главное доминирующее свойство этого типа – желание любой ценой обратить на себя внимание. Однако не следует ли предположить, что в стремлении обратить на себя внимание истероид отличается от других людей не качественно, а количественно, то есть лишь тем, что у него эта черта выражена максимально и затмевает другие свойства? Такое предположение поддерживается естественностью, хотя и шаржированной, поведенческой картины истероида, отсутствием в ней интуитивно узнаваемого «холодного дыхания патологии».Давно замечено, что «…невозможно провести границу между нормой и психопатией. Существует только плавный переход» ( Kahn
, 1931, р. 60). По мнению П.Б. Ганнушкина, «в нерезко выраженной форме те или другие психопатические особенности присущи почти всем и нормальным людям. Как правило, чем резче выражена индивидуальность, тем ярче становятся и свойственные ей психопатические черты. Немудрено, что среди людей высокоодаренных <…> количество несомненных психопатов оказывается довольно значительным» ( Ганнушкин , 1998, с. 154). Сомнения по поводу оправданности патологической интерпретации психопатий больше всего поддерживаются непостоянством критерия данного отклонения, делающим его диагностику зависимой не столько от самого отклонения, сколько от в известной мере случайных обстоятельств: «Большинство свойств, которые в настоящее время у нас могут трактоваться как психопатические, в другую эпоху (Ренессанс), в других краях (страны южного климата) или у других рас (латиноамериканские племена) ни в каком смысле не трактовалось и не трактуется как отклоняющиеся от нормы» ( Kahn , 1931, р. 60 – 61; см. также Lewis , 1974). Созвучно данному утверждению классик психиатрии К. Шнайдер иронично определил психопата как человека, которого в мирное время содержат в тюрьме.