Современная жрица Изиды

Затмъ г-жа Желиховская приводитъ выдержки изъ дружескихъ къ ней писемъ гр. Вахтмейстеръ относительно святости Елены Петровны и особенно указываетъ на графиню, какъ на самаго достоврнаго свидтеля всхъ чудесъ, сотворенныхъ Блаватской.

Ршительно не знаю, насколько врны приведенныя выше свднія о прошломъ гр. Вахтмейстеръ, но если они врны, то приходится сожалть, что эта дама такъ прекрасно начала свою жизнь и такъ плохо ее кончаетъ. А затмъ является, самъ собою, естественный и законный вопросъ — кто же она такое? Несчастная ли жертва Блаватской и Теософическаго Общества, отдавшая ему не только свое состояніе, но и свой разсудокъ, или женщина, сознательно погубившая свою душу, сдлавшись сообщницей Блаватской и лжесвидтельницей не только ея обманныхъ феноменовъ, но и ежедневныхъ появленій «хозяина», когда не было даже адіарскихъ «кисейныхъ» приспособленій? Если она, по заявленію г-жи Желиховской, управляетъ нын столь разросшимися длами лондонской конторы Теософическаго Общества, то довольно затруднительно признать ея невмняемость. А потому, значитъ… но вернемся къ длу.

XXII

Прочтя письмо Елены Петровны, я отвтилъ ей, прося оставить меня въ поко, сидть смирно и не лзть въ петлю. Я повторялъ также совтъ, данный ей мною при нашемъ прощаньи въ Вюрцбург. На это я получилъ отъ нея такой документъ, изъ котораго она выяснялась вся цликомъ и передъ которымъ блднли даже ея Вюрцбургскія признанія. Она озаглавила его «моя исповдь» — и вотъ что я прочелъ въ этомъ посланіи:

«Я ршилась (два раза подчеркнуто). Представлялась ли когда вашему писательскому воображенію слдующая картина: живетъ въ лсу кабанъ — невзрачное, но и никому не вредящее животное, пока его оставляютъ въ поко въ его лсу съ дружелюбными ему другими зврями. Кабанъ этотъ никогда отродясь никому не длалъ зла, а только хрюкалъ себ подая собственные ему принадлежащіе корни въ оберегаемомъ имъ лсу. Напускаютъ на него, ни съ того, ни съ сего, стаю свирпыхъ собакъ; выгоняютъ изъ лса, угрожаютъ поджечь родной лсъ и оставить самого скитальцемъ, безъ крова, котораго всякій можетъ убить. Отъ этихъ собакъ, онъ пока, хотя и не трусъ по природ, убгаетъ, старается избжать ихъ ради лса, чтобы его не выжгли. Но вдругъ одинъ за другимъ присоединяются къ собакамъ дотол дружелюбные ему зври; и они начинаютъ гнаться за нимъ, аукать, стараясь укусить и поймать, чтобы совсмъ доканать. Выбившись изъ силъ, кабанъ видя, что его лсъ уже подожгли и не спастись ни ему самому — ни чащ — что остается кабану длать? А вотъ что: остановиться, повернуться лицомъ къ бшенной ста собакъ и зврей и показать себя всего (два раза подчеркнуто), какъ онъ есть, т. е. лицомъ товаръ, а затмъ напасть въ свою очередь на враговъ и убить столькихъ изъ нихъ насколько силъ хватитъ, пока не упадетъ онъ мертвый и тогда уже дйствительно безсильный.