Современная жрица Изиды

Теперь предположимъ, хоть бы для доказательства ad absurdum, что въ этихъ легендахъ и разсказахъ не только заключается нкоторая доля истины, но и все, какъ есть все — чистая правда. Забудемъ также то, что мы знаемъ — и о разслдованіи Годжсона, и о письмахъ Блаватской къ Куломбамъ, и о «кисейныхъ» откровеніяхъ Бабулы, и о экспертиз Нетсерклифта, о признаніяхъ Блаватской въ Вюрцбург, ея предложеніи «создавать русскія письма Кутъ-Хуми», ея «исповди», китайскихъ бумажкахъ и конвертикахъ и т. д. Представимъ себ такую картину, въ дйствительности которой увряютъ теософы: Блаватская такъ или иначе входитъ въ общеніе съ махатмами и убждается, какъ она поэтично разсказала въ своихъ «Пещерахъ и дебряхъ Индостана», что «тибетскіе братья» обладаютъ высшими знаніями. Для нихъ пространство и время — звукъ пустой, они (хоть и не безъ значительной затраты жизненной силы) могутъ покидать свое тло и въ астральной, боле или мене видимой и осязаемой, оболочк появляться во мгновеніе ока гд угодно. Они могутъ пересылать (тоже не безъ затраты жизненной силы) свои письма, перелетающія съ быстротой мысли какія угодно разстоянія, проникающія черезъ матеріальныя препятствія и падающія вамъ на голову или вписывающіяся, ввид постскриптумовъ (строки Кутъ-Хуми ко мн въ письм Блаватской) въ обыкновенныя гршныя письма, мирно лежащія на дн почтовой сумки и перевозящіяся по желзной дорог. Все это махатмы могутъ. Они посвящаютъ Елену Петровну, благодаря ея «двственности», въ званіе «адепта второго разряда» и поручаютъ ей создать «теософическое общество» для распространенія истины на земномъ шар.

«Болванъ Олкоттъ старый котъ» (слова Блаватской), хоть онъ и «b^ete» (мнніе, письменно выраженное мн о немъ махатмой Кутъ-Хуми), по протекціи Елены Петровны объявляется президентомъ и ему на память дарится «астральный тюрбанъ», который онъ иметъ право всмъ показывать, какъ знакъ своего достоинства и личнаго знакомства съ махатмами. Махатма Кутъ-Хуми беретъ на себя литературную часть и вступаетъ сначала въ дружескую переписку съ Синнеттомъ (письма Кутъ-Хуми въ «Occult World»), а затмъ и съ другими теософами и даже скептиками и «подозрителями», подобными мн. Махатма Моріа, — съ просьбой, чтобъ его называли просто М.,- принимаетъ роль «хозяина» Елены Петровны и обязуется постоянно къ ней являться изъ Тибета, ежедневно показываться графин Вахтмейстеръ, Машк Флинъ и прочимъ, а также звонить въ «серебряную штучку».

Блаватская и Олкоттъ длаютъ что могутъ. Кутъ-Хуми пишетъ нердко очень интересныя, горячо и талантливо изложенныя письма и только разъ попадается въ жесточайшемъ плагіат, причемъ весьма глупо и неловко силится оправдаться (см. въ начал отчета «лондонскаго общества для психическихъ изслдованій»). Но махатма М., строгій (по увренію Е. П. Б.) «хозяинъ», ршительно портитъ все дло.

— Помилуйте! — не разъ говорилъ я Елен Петровн,- вы совершенно компрометтируете вашего «хозяина»! Сей величайшій мудрецъ, выпивъ стаканъ молока (это его дневная порція пищи), лежитъ въ глубин Тибета, такъ сказать, у самаго порога Нирваны. Его дивный умъ ршаетъ судьбы міра. И вдругъ вы ему отсюда: «дзиннь!» Онъ тотчасъ же «длаетъ затрату жизненной силы», вылзаетъ изъ своего грубо-матеріальнаго тла, оставляетъ это тло въ Тибет переваривающимъ стаканъ молока, облекается въ астральную оболочку — и, во мгновеніе ока, шасть сюда къ вамъ. «Дзиннь! что прикажете, упазика (мать)?» «А ну-ка, любезный, напиши письмо г-ж А. и кинь черезъ часъ его ей на голову». «Слушаю-съ!» «А ну-ка, любезный, напиши: „Я былъ тамъ, конечно; но кто можетъ открыть глаза нежелающему видть“ и положи эту записку въ карманъ Олкотта!» «Слушаю-съ!» «А ну-ка, любезный, покажись Машк Флинъ!» «Слушаю-съ!» Разв же такъ возможно? вдь онъ выходитъ не «хозяинъ» вашъ, а лакей, служащій у васъ на побгушкахъ!

О, какъ сердилась она на меня за такія рчи, какъ таращила свои громадные глаза цвта полинявшей бирюзы!

А между тмъ никто, какъ есть никто изъ самыхъ даже, повидимому, разумныхъ теософовъ не смущался этой жалкой лакейской ролью великаго, таинственнаго учителя, «хозяина», могущаго отнимать у смерти Елену Петровну!

Но оставимъ въ сторон и эти интимныя, домашнія обстоятельства. Представимъ нашу «упазику» дйствительной, невинной жертвой миссіонеровъ, Годжсона, Майерса, меня, m-me де-Морсье и т. д., всхъ, кто узналъ и объявилъ ее обманщицей. Представимъ, что вс мы — или заблуждающіеся, или недобросовстные обвинители. Какимъ же образомъ махатмы, эти «святые, безгршные мудрецы», допустили свою избранницу страдать безвинно? вдь отъ нихъ зависло заблуждающихся вернуть на путь истины, а недобросовстныхъ посрамить. Между тмъ Кутъ Хуми остался доказаннымъ плагіаторомъ, а «хозяинъ» — кисейной куклой, хоть его и видали ежедневно Машка Флинъ и гр. Вахтмейстеръ.