Но избранница виновна, уличена въ самыхъ разнородныхъ обманахъ, доведена до отчаянья, пишетъ свою «исповдь», а потомъ начинаетъ мстить. «Святые и безгршные» махатмы стоятъ въ сторонк, какъ будто имъ тутъ и дла нтъ. Они видятъ самую гнусную грязь и клевету, которую «упазика» и ея друзья, прикрываясь ихъ именемъ, варятъ въ колдовскомъ котл для враговъ. Видятъ это и «теософы» — и помогаютъ своей H. P. B. варить грязь и клевету, мечтая о Нирван.
«Можетъ быть и есть какіе-нибудь святые и мудрые „махатмы“ въ Тибет, только врядъ-ли они могли имть что-либо общее съ Блаватской, оставаясь святыми и мудрыми» — это слдуетъ сказать искреннимъ членамъ «теософическаго общества». А что H. P. B. попала въ руки тайнаго, религіозно-политическаго индійскаго братства, что она приняла въ этомъ братств буддизмъ и взяла на себя миссію распространять его въ тхъ странахъ, гд пало христіанство и чувствуется стремленіе къ какой бы то ни было вр — это, быть можетъ, гораздо ближе къ истин, чмъ кажется съ перваго разу. По крайней мр мн приходилось видть мельканіе чего-то подобнаго въ прорывавшихся у Е. П. Блаватской намекахъ. Въ иныя минуты она положительно производила впечатлніе существа закабаленнаго, связаннаго чмъ-то или кмъ-то.
Въ такія минуты она была очень жалка и несчастна. Я никогда не забуду, какъ однажды она воскликнула:
— Хотла бы вернуться… хотла бы стать русской, христіанкой, православной… тянетъ меня… и нтъ возврата!.. я въ цпяхъ… я не своя!
А черезъ полчаса начались опять разглагольствованія о «хозяин»…
По мр того какъ печатался въ «Русскомъ Встник» этотъ разсказъ мой, я слышалъ отъ нсколькихъ лицъ такого рода разсужденія: «Зачмъ вы сказали, что жалли и жалете эту ужасную женщину? Она такъ преступна, такъ отвратительна — и вы сами доказываете это, — что никакъ не можетъ вызывать къ себ чувства жалости, особенно въ человк, лично знакомомъ со всми ея обманами, полной безпринципностью, злобой и клеветою!..»
Отвчу: я не только былъ свидтелемъ отвратительныхъ ея дяній; но и на себ самомъ испыталъ ея грязное мщеніе, — и все-таки, вспоминая нкоторыя минуты нашихъ бесдъ съ нею, я не могу думать о ней безъ жалости. Я никогда не позволялъ разростаться во мн этому чувству, я всегда его сдерживалъ и неуклонно длалъ свое дло — наблюдалъ, слдилъ за нею, ловилъ ее. Когда пришло время — я спокойно способствовалъ всмъ, что было въ моей власти, ея разоблаченію, не упустилъ ничего, не проявилъ относительно этой возмутительной обманщицы никакой слабости. Но жалость къ ней все же оставалась. Теперь, когда ея нтъ, я, опять таки безъ послабленія, предаю во всеобщее свдніе разсказъ объ ея скверныхъ дяніяхъ. А жалость все же остается…
И эта жалость вовсе не признакъ какого-нибудь моего добросердечія. Она иметъ свою причину не во мн, а въ самой Елен Петровн Блаватской. Въ свои спокойныя и добрыя минуты она была необычайно симпатична. Въ ней заключалось какое-то обаяніе, какой-то магнитъ, притягивавшій къ ней съ неудержимой силой.
Симпатичность — такое свойство, котораго не передашь никакими словами; но вс, мужчины и женщины, старые и молодые, на кого ласково глядли эти громадные, странные глаза, испытывали одно и то же. Я знаю, напримръ, одну молодую женщину, неувлекающуюся, нисколько не сентиментальную и сразу инстинктивно понявшую Блаватскую. Столкнувшись съ этой, въ то время совсмъ еще молодой женщиной, простой и скромной, — знаменитая «madame», у которой разныя «синіе чулки» цловали руки и ноги, увидла себя, къ большому своему удивленію, разгаданной и парализованной. И все-таки эта молодая женщина говорила и говоритъ: «Блаватская была ужасная злодйка; но почему-то производила часто такое впечатлніе, что надъ нею хотлось плакать отъ невыносимой къ ней жалости».
Причину этой странной симпатичности «современной жрицы Изиды» слдуетъ искать въ ея самобытной, своеобразной, горячей какъ огонь талантливости и въ ея бурной, бшеной энергіи. Такая талантливость и энергія — стихійная сила, съ которой не легко бороться. Эта сила, въ соединеніи съ душевной извращенностью, съ какимъ-то звринымъ непониманіемъ «въ жизни» различія между добромъ и зломъ, — произвела одно изъ весьма интересныхъ и характерныхъ явленій конца девятнадцатаго вка — «теософическое общество».
XXVI
Хотя «теософическое общество» основано и въ весьма недавнее, сравнительно, время, въ 1875 году; однако дйствительное происхожденіе его до сихъ поръ терялось во мрак таинственности и неизвстности. Какъ его основатели, т. е. Блаватская и Олкоттъ, такъ и первые ихъ послдователи, сдлали всевозможное для того, чтобы напустить какъ можно больше туману, въ густыхъ волнахъ котораго легко задохнуться, но никакъ нельзя отыскать настоящей «колыбели» интереснаго младенца, бывшаго плодомъ духовнаго союза русской «скиталицы» и американскаго «полковника».