Современный сонник

Партизан перепрыгнул через ров, поросший сухой травой, и с небрежным видом стал взбираться на откос. Потом остановился на краю крутого склона и подождал Регину.

Она подошла, искоса глядя на нас.

— Бог в помощь.

— Нет, не стоит беспокоить бога по такому случаю, — сказал партизан. — А вы, пани Регина, к нам по делу?

Она презрительно надула губы.

— К вам? Какие у меня тут могут быть дела? Я иду на реку.

— Правда, сегодня ведь суббота. Может, спинку потереть?

— Спасибо, обойдусь.

— Пожалуйста, не стесняйтесь. Что за церемонии. — Он протянул руку, намереваясь взять у нее сумку с полотенцем и большой новой мочалкой, но она увернулась и сбежала на рельсы.

Граф фыркнул, пряча лицо в рукаве цветастой рубашки.

— Чего привередничаешь, как разборчивая невеста? — крикнул сверху партизан. — Ведь все знают, что тебе мужик нужен.

— Глядите, кавалер нашелся. Приятно узнать, — насмешливо бросила Регина. Она стояла, расставив ноги над раскаленным рельсом, а мы смотрели на ее крепкие икры, на бедра, подобные буханкам деревенского хлеба, и на пышную грудь.

— До сих пор, слава богу, никто не жаловался, — сказал партизан и стал спускаться к нам. — И не с такими принцессами я водил компанию.

— Не знаю, не знаю, на слово верить приходится.

— Можем ближе познакомиться.

— Нет у меня охоты. — Она лениво подняла руку, чтобы пригладить непослушную прядку пышных, выгоревших на солнце волос, и на мгновение застыла в этой позе, позволяя нам любоваться зрелой грацией ее тела. Граф Пац учащенно дышал.

— Эх, потаскуха, — тихо вздохнул партизан и толкнул ногой ни в чем не повинный рельс.

Регина опустила руку, оправила платье и медленно пошла в сторону лугов к реке, прятавшейся среди орешника.

— Пусть меня, к чертям, кастрируют, если я до нее не дорвусь, — сердито сказал партизан.

Он подошел к краю насыпи и приложил ко рту сложенные трубкой ладони.

— Регина! Регина! — крикнул он.

Не оглянувшись, она прибавила шаг.

— Регина!

Она бежала по лугу, побуревшему, как истлевший кожух.

— Регина!

Она скрылась в темноте ольховой рощи. Только резкие взмахи веток обозначали ее дорогу.

Партизан раза два стукнул по бедру протезом, чтобы он ровнее держался, и не спеша стал спускаться вниз, к реке, туда, где исчезла Регина. Граф кашлянул с нервным смешком.

— По-пойдем, поглядим, — предложил он мне. — О-она будет купаться. О-она бесстыдница.

Видя, что я не двигаюсь с места, он неуверенно потер руки.

— Даю сло-слово, есть на что по-поглядеть.

И очень смущенный, явно стыдясь своей слабости, он пустился вдогонку за партизаном.

Путевой мастер вышел из своей клетушки, покачал головой, глядя на удалявшиеся фигуры партизана и графа, а потом подошел к нам и поднял с земли свою фуражку.

— А вы, Корсак, почему не бежите за ними? Очки забыли?

— Да нет, пан асессор, — застеснялся Ильдефонс. — У меня это за один год как рукой сняло. Я даже толком не помню, когда это случилось. Видимо, вскоре после первой войны, когда еще счет на марки вели.

Путевой мастер постучал башмаком по рельсу.

— Ну, слава богу, сегодня вы не надорвались на работе, — мрачно заметил он.

Ильдефонс Корсак вернулся к прерванной теме разговора.

— Но когда-то меня тоже интересовали женщины. Только я очень был деликатный, да еще сестра за мной следила, где уж при таких обстоятельствах согрешить? Ну и как-то так прошло.

Путевой мастер перевел на меня недоброжелательный взгляд.

— Я хочу с вами поговорить.

— А как со мной, пан начальник? — забеспокоился Корсак.

— Ступайте домой, сестра, наверное, маринады наготовила.

— А что будет с должностью?

— Ступайте, ступайте. Пока мы построим эту ветку, так вас до тех пор удар хватит.

Ильдефонс Корсак остался один среди путей. Он задумчиво дул в зеленоватые усы, глядя на стебли травы, бесстыдно расплодившейся между рельсами.

Сквозь щели в стенах конторы были видны солнце и пыль, парящая в раскаленном воздухе. Путевой мастер сел за колченогий столик и вырвал из календаря листок, из-под которого выглянула алая дата праздника. Затем он педантично разгладил засаленную тетрадку, в которой, помимо учета кадров, были отражены все официальные аспекты его предприятия.

— Ну и что? — спросил он.

Я с удивлением посмотрел на него и встретил тяжелый, недружелюбный взгляд.

— Кто вас сюда прислал?

— Никто. Я сам приехал.

Путевой мастер взял в руку карандаш, поиграл им немножко, а потом что-то нарисовал на обложке тетради.

— Мне вы можете смело сказать, — брякнул он.

— Да мне нечего говорить.

— Ну ладно, — сказал путевой мастер и постучал карандашом по крышке стола.

С минуту длилось молчание, заполненное голосами сверчков, трещавших где-то за тонкой стеной.

— Ведь я вижу, что вы к такой работе непривычны. Глаз-то у меня есть. Я сразу улавливаю что надо. Может, вас прислали из органов контроля?

— Нет.

— Так, может, в связи с плотиной на Соле?

— Я болен, пан начальник.

— Никто сюда не приезжает лечиться.

— Разве я кому-нибудь мешаю?

Путевой мастер снова что-то нарисовал в тетради. Уголком глаза он поглядывал на меня, чтобы удостовериться, достигают ли цели его многозначительные намеки.