Совы в Афинах

Она тряхнула головой. “Это займет некоторое время, а у нас может не хватить времени”. Она была права - права в том, что это было бы рискованно, и права в том, что его копью нужно было бы немного затвердеть от вареной спаржи до железной. Если бы мы встретились пятью годами раньше… Но тогда, сколько времени Протомахосу понадобилось между обходами? Дни, конечно. Бедняга, подумал Менедем с бессердечием молодого человека.

Родосец нашел свой хитон у двери и надел его. Он открыл дверь. “Я надеюсь, у нас будет больше шансов”, - прошептал он, выходя.

“Я тоже”, - крикнула Ксеноклея ему вслед. Он закрыл дверь. Она заперла ее за ним. Спускаясь на цыпочках по лестнице - снова пропустив скрипучую - он подумал: Хорошо. По крайней мере, я держал ее милой. Она не будет рассказывать сказки своему мужу. То, что она беременна, тоже поможет ей сохранять спокойствие. Она не захочет, чтобы он задавался вопросом, его ли это ребенок.

Он выглянул во двор из темноты у подножия лестницы. Все тихо. Быстро, как ящерица, он юркнул в свою комнату и закрыл за собой дверь. Долгий вздох облегчения. Теперь здесь нет Соклея. Протомахоса, затаившегося в засаде, тоже нет. Мне это снова сошло с рук.

Он лег на кровать. Не успел он заснуть, как кто-то - нет, не кто-то; Протомахос - постучал во входную дверь. “Впусти меня! Впустите меня!” - крикнул он - нет, пропел. Насколько он был пьян? Очевидно, достаточно пьян. Насколько мне повезло? Менедем задумался. Очевидно, достаточно удачно. И Ксеноклея была права - второй раунд был бы катастрофой. В любом случае это было бы забавно, думал Менедем, пока раб шел через двор, чтобы открыть дверь для Протомахоса. Вошел проксенос, все еще громко распевающий, хотя и не очень хорошо. Несмотря на шум, Менедем зевнул, повернулся, потянулся… уснул.

Торговец тканями покачал головой. “Прости, друг”, - сказал он, и его сожаление казалось искренним. “У тебя очень красивая работа, и к тому же очень тонкая. Я не говорю ничего другого, так что не поймите меня неправильно. Но к воронам со мной, если я знаю, кому это нужно, и я не хочу покупать то, в чем не уверен, что смогу продать. Я не хочу зацикливаться на этом. Я бы выбросил свое серебро ”.

“Спасибо, что посмотрели на это”, - сказал Соклей, аккуратно складывая вышитое полотно, которое он купил по пути в Иерусалим. Он слышал такой же ответ от нескольких других торговцев тканями. Он купил полотно, потому что вышивка - сцена охоты с зайцами, притаившимися под колючими кустами, и собаками с красными языками, пытающимися их загнать, - была удивительно яркой и красочной, намного лучше всего, что он видел в Элладе. Финикиец, который продал ему это, сказал ему, что это привезено с востока, из Месопотамии. Поскольку это было так красиво, он не предполагал, что у него возникнут какие-либо проблемы с продажей. Но это было также необычно, что заставило некоторых людей относиться к нему с подозрением. Соклей спросил: “Знаете ли вы кого-нибудь в вашем бизнесе, кто был бы более склонен рискнуть?”

“Извините”, - повторил торговец тканями и снова покачал головой. “Однако знаете, что бы я сделал на вашем месте?”

“Скажи мне”.

“Я бы попытался продать его какому-нибудь богатому человеку, который любит охоту. У него были бы деньги, чтобы купить это, и он мог бы придумать, что с этим делать - может быть, повесить это на стену своего андрона, чтобы его друзья могли любоваться этим на его симпозиумах ”.

Это была хорошая идея - или это было бы хорошей идеей для афинского торговца. Местный житель торговал бы здесь годами. Он имел бы в виду клиентов, когда увидел бы что-то вроде ткани.

Соклей этого не сделал. Он был здесь чужаком, и афиняне были чужими для него. “Чужие...” - пробормотал он.

“Что это?” - спросил торговец тканями.

“Ничего, о наилучший, действительно ничего”, - ответил Соклей. “Но я очень благодарен тебе за твое предложение”.

“Надеюсь, вы сможете это выгрузить. Это очень красиво, без сомнения”, - сказал афинянин. “Но для меня это обошлось бы недешево, и я не хочу тратить свои совы на то, откуда я, возможно, не получу их обратно”.

“Хорошо. Приветствую”. Соклей вышел из лавки приятеля на яркий солнечный свет самых первых дней лета. На Родосе было бы еще жарче, но здесь было достаточно тепло. Тень Соклея была черной лужей у его ног. Он слышал, что в Египте во время солнцестояния тени становятся еще короче, пока почти не исчезают. Если бы вы измерили разницу в углах полуденной тени в один и тот же день здесь и в Александрии, и если бы вы точно знали, как далеко отсюда до того места, вы могли бы использовать геометрию, чтобы вычислить, насколько велик мир.

Ты мог бы,.. если бы знал. Но никто не сделал этого, не с необходимой точностью. Соклей вздохнул. Мы многого не знаем.