Создатели и зрители. Русские балеты эпохи шедевров

«Советчиком Карлотты» и автором ее партии называл Жюля Перро английский историк балета Айвор Гест, с трудами которого Красовская была хорошо знакома. О Жюле Перро он написал отдельную книгу. Посвящена она… Юрию Слонимскому.

Именно из рук Геста версия Слонимского, как фальшивый купон, пошла гулять в западном научном сообществе, переползла на западные афиши «Жизели».

Именно от Слонимского Гест впервые услышал о Перро как соавторе «Жизели». Переписка двух историков завязалась несмотря на железный занавес и «трудности перевода». Гест не знал русского. Слонимский — английского. Каждый писал на своем языке. Ответы переводились со словариком. Встретиться лично им в жизни ни разу не довелось, а трудность переписки во времена холодной войны придавала сообщениям советского коллеги щемящую ценность[116]. О Слонимском в предисловии к своей биографии Жюля Перро Гест пишет очень тепло. Но, к сожалению, «дорогой Юрий» ослепил и направил своего (в общем добропорядочного коллегу) на путь фальсификации.

Гест подтянул к гипотезе Слонимского тяжелую артиллерию западных архивов. В отличие от невыездного Юрия Слонимского, Гест мог забраться и в Королевскую библиотеку в Копенгагене, и в архивы парижской Опера.

Наблюдать за усилиями его загипнотизированной мысли довольно занятно. Источники, к которым обратился Гест, моментально развеяли выдумку Слонимского. Попытки Геста удержать фантом можно назвать героическими. Бессмысленными, впрочем, тоже. Чести английскому ученому они не сделали.

Гесту пришлось манипулировать фактами. Проделал он это по-своему блистательно. Сразу вспоминаешь, что по первой и главной своей профессии он был адвокатом. В данном случае он был адвокатом Жюля Перро. А задача адвоката, как известно, вовсе не установить истину, но — защитить своего клиента.

Имени Перро не было на афишах «Жизели». Нет его и в платежных документах парижской Опера, ныне хранящихся в Национальной библиотеке[117]. Мы не располагаем прямыми сведениями о том, проверил ли Гест этот источник (косвенно можем судить, что да, проверил: на платежные документы Опера он ссылался, например, в случае Люсьена Петипа). Гест сделал довольно смелый вывод, что Перро согласился работать не только бесплатно, но и «на условиях анонимности». Как этот «секрет» удалось бы сберечь в театре, где работало несколько сотен человек? — этим вопросом Гест предпочел не задаваться. Да и зачем вообще было устраивать секрет, Гест тоже предпочел не объяснять. Что ж, жизнь иногда странна. Секрет и секрет. Попробуем поверить.

Но увы, доказательства, основанные Слонимским на мемуарах Бурнонвиля, тоже рушатся.

Бурнонвиль в 1841 году написал из Парижа много писем. О том, что Перро работал над «Жизелью», да еще и на таких странных условиях, в письмах этих нет ни слова. Невероятно, чтобы «преданный и любящий муж» (как подписывался Бурнонвиль) не поспешил поведать столь яркую историю «своей дорогой жене»: он старательно собирал для нее наблюдения, сплетни, скандалы. Передал и все, что узнал от самого Перро о перипетиях его семейной жизни. Но предположим, что такое письмо было — просто потерялось в дороге (хотя ни о какой пропаже в переписке супругов не упомянуто, а сам архив Бурнонвиля хранится в Королевском театре).

Как назло для концепции Слонимского (и Геста; и почты, которая теоретически могла потерять письмо), дотошный датчанин в этой поездке вел еще и дневник.

Но и там нет ничего подобного. Есть много упоминаний и Карлотты, и Перро, и парижской Опера. Бурнонвиль бывал на репетициях, занимался в классе, смотрел спектакли, видел на репетициях Карлотту, видел Люсьена Петипа. Встречался с Перро — в основном в кафе, заходил и в гости. Но ни разу, ни в одной дневниковой записи все три слагаемые «Перро», «Жизель», «репетиция» не сходятся воедино: Перро на репетициях «Жизели» в Опера в дневниках Бурнонвиля нет.

Для любого ученого дневник и письма — источник куда более надежный, чем мемуары.

Айвора Геста это поставило в тупик. Но ненадолго.

Письма Бурнонвиля, где о работе Перро над «Жизелью» нет ни слова, Гест не упомянул вовсе. Возможно, они не попали в поле его зрения?

Зато попали дневники. Но Гест, повторим, был здесь не ученым, а адвокатом. Адвокатом Перро. С помощью дневников он надежно поместил ключевого свидетеля на «место преступления»: доказал, что Бурнонвиль был в театре в то время, когда шли репетиции «Жизели». Но что он там увидел, это Гест — следите сейчас за его руками! — описал уже по мемуарам Бурнонвиля: «Готье и балетмейстер Коралли делили идею и постановку с танцовщиком Перро». Как делили — это Гест повторил за Слонимским: сочинил танцы и дуэты Карлотты. Эффектная подмена в последний момент все же позволила привести все шаткое построение к нужному выводу.

Никакие источники этого вывода не подтверждают. Да и трудновато совместить образ подавленного мужа-рогоносца с образом хореографа, деловито сочиняющего танцы поэффектнее для жены с ее любовником.