Сожженные девочки

Пока она в ужасе смотрит на девушку, в волосах у той вспыхивают искры и они загораются. Пламя охватывает ее ладони и стопы, жадно пожирает руки и ноги. Кожа чернеет и начинает отслаиваться подобно жженой бумаге.

Это страшный сон. Он только кажется ужасающе реальным. Ей просто необходимо проснуться.

Девочка приближается, протягивая к ней пылающие руки. Фло чувствует жар, ощущает зловоние горящей плоти, слышит шипение лопающейся кожи.

Это слишком реально.

Она делает еще один шаг назад и натыкается спиной на алтарь. Девушка продолжает приближаться. Фло ощущает, что у нее шевелятся волосы на голове, подмышки становятся мокрыми от пота. Это не сон. Нужно бежать отсюда.

Она бросается направо и натыкается на самодельное ограждение вокруг треснувших плит пола. Она спотыкается, но удерживается на ногах и перепрыгивает через ограждение. Ее нога касается пола… и куда-то проваливается.

Она кричит. Ногу пронзает боль. Телефон вылетает из рук.

Господи Иисусе. Ее нога в ловушке. Она не может даже пошевелить ею. В панике Фло озирается вокруг. Несмотря на шок, она понимает, что жар, запах и девочка исчезли. Она одна.

Фло опускает голову и видит, что ее нога наполовину исчезла в раскрошенном полу часовни и колено зажато лопнувшей плитой. Она пытается высвободиться. В глазах темнеет от жгучей боли. Телефон лежит слишком далеко. Ну конечно. Хотя здесь, скорее всего, и приема нет. И все же она пытается дотянуться, заставить кончики пальцев удлиниться хоть на несколько дюймов. Бесполезно. До телефона слишком далеко.

Она прикусывает губу, сдерживая рыдания. Мама вернется не раньше, чем через час. Что, если она не заглянет в комнату Фло? Нет. Заглянет. Конечно, заглянет. И тогда, конечно, придет в часовню. А что, если не придет? Если она подумает, что Фло уже легла и уснула? Прекрати, – говорит себе Фло. – Без паники. Кто-нибудь придет и… Тихо!

До нее доносится какой-то звук. Скрип двери? Шаги? Да, это точно шаги. Она пытается изогнуться и обернуться. Лежа на полу, она не видит, кто к ней приближается. Это, наверное, мама. Она вернулась пораньше. Фло охватывает чувство облегчения.

Она уже хочет окликнуть маму, как вдруг фигура появляется в ее поле зрения в конце ряда скамей. От ужаса слова застревают у нее в горле.

– Фло.

Она шарит в заднем кармане джинсов и выхватывает нож.

– Назад. Не смей ко мне подходить.

Глава 32

Раштон допивает свою пинту и с сожалением обводит собеседников взглядом.

– Что ж, это было потрясающе, но нам, пожалуй, пора.

Клара встает:

– Я так рада, что ты пришла, Джек. Приток свежей крови.

– Да, мне кажется, это было наше лучшее выступление, – добавляет Раштон, натягивая поношенный синий анорак.

– Не хотела бы я увидеть худшее.

Раштон смеется:

– Не будем о грустном.

– Я отлично провела время, – говорю я и понимаю, что совершенно искренне.

И вечер, и компания – все это доставило мне удовольствие.

– Отлично. Я рад это слышать. Скоро увидимся.

Проводив взглядом Раштона и Клару, я тянусь к своему худи.

– Ты уходишь? – спрашивает Майк.

Я в нерешительности молчу. Надо бы уйти. Я выпила два бокала вина. Обычно это мой максимум. Меня ждет Фло. С другой стороны, мне хорошо и комфортно. Всего лишь половина десятого. Пожалуй, еще один бокал мне не повредит.

– Ну…

– Я потом тебя подвезу.

– Тогда маленький бокал.

– Хорошо.

Я снова перебрасываю худи через спинку стула, а он направляется к бару. Я отмечаю, что Эмма и Саймон Харпер уже ушли, и вспоминаю разговор в туалете. Эмма явно выпила и, вероятно, приняла что-то еще. Не то чтобы я ее за это осуждала. Чувство вины во многом подобно горю. И то, и другое разъедает человека изнутри, как рак. Но если с горем можно смириться, научиться с ним жить, то чувство вины с годами только разрастается, разветвляя свои щупальца подобно метастазам. Кто угодно начал бы спасаться от этого таблетками.

Майк возвращается от бара с маленьким бокалом вина для меня и черным кофе для себя.

– Каберне закончилось. Надеюсь, мерло подойдет.

– Вполне, – киваю я. – Может, я в этом ничего не понимаю, но, как по мне, после первого бокала все вина кажутся одинаковыми на вкус.

Он улыбается:

– Давно не пробовал, но в целом согласен.

Я поднимаю бокал:

– Что ж, тогда за наши неразвитые вкусовые рецепторы.

Он приподнимает чашку с кофе:

– Должен отметить, что я превратился в чудовищного кофейного сноба.

– Ну и как по вашей мерке данный кофе?

Он делает глоток:

– Неплохо. Недостаточно крепкий, но в целом недурно, с учетом того, что я видел, как набирали его из банки.

Я смеюсь. Мы отхлебываем свои напитки. Воцаряется неловкая пауза, которую мы нарушаем практически одновременно.

– Я хотела…

– Ты первая, – говорит он.

– В общем, я хотела извиниться за то, что наш разговор тогда не задался. Это все мое жуткое косноязычие.

– Для викария это должно быть серьезной проблемой.

– Меня выручает вдохновение и молитва.

Он изображает удар цимбал. Затем смотрит на меня более внимательно.