Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Сын стоял перед ней в новой шелковой рубашке заграничного производства и супермодных джинсах — Лерины родители не скупились на переводы в валюте для будущей студентки, а Лера не поскупилась для Владика. На связке ключей от «Харлея» у Владика уже болталось несколько дорогих брелоков и золоченая «зипповская» зажигалка — и это было еще только начало!

— Иди домой, мать… — хмуро сказал Владик, не пропуская женщину дальше прихожей. — Иди, слышишь?

«Еще родит тут», — подумал он, с опаской глядя на нездоровые пятна, проступившие на материнских щеках.

— Да как же ты здесь будешь, сынок?! У чужих людей?!

— Ничего.

— Да как же это…

Все-таки она была его матерью — и острая жалость полоснула Владика по сердцу. Он неловко взял Галину Семеновну за руку и постарался придать своему голосу как можно больше убедительности:

— Мама! Ты иди домой! Мне тут лучше. Ей-богу, лучше. Дома у нас скоро будет шумно, и вообще… Мне готовиться надо. Я в университет поступаю. В МГУ.

— Сыно-ок?! — выдохнула Галина, расцветая на глазах. Будучи простой портнихой без связей, она и подумать не могла, что Владикова судьба может обернуться настолько счастливо. В МГУ! До сих пор она в лучшем случае рассчитывала на какой-нибудь рыбный или строительный…

— Да. Представь себе. Конечно, пока еще ничего не ясно, и вообще, может, ничего и не получится, но я готовлюсь. И буду жить здесь — мне тишина нужна, понятно?

— Понятно… Понятно, сыночек! В университет, ну надо же… Ты учись, Владик, учись… Мы с отцом тебе помогать будем, сколько сможем…

«Сколько вы там сможете-то!» — насмешливо подумал Владик, кое-как выпроводив осчастливленную мать.

И был не прав — с этого дня все, что удавалось «заколотить» Галине Семеновне надомной работой за старой швейной машинкой, принадлежало Владику. Женщина умудрялась строчить ночами даже тогда, когда у нее родился второй сын, Илюша. Иван Гаврилович, взявший на себя бульшую часть будничных забот, радовался первенцу безмерно, но Владик — Владик оставался у матери на первом месте.

И, между прочим, упоминая о том, что он, возможно, скоро станет студентом, Владик мать не обманывал. Идея о поступлении юноши в университет — и именно в МГУ — была высказана Лерой. Она заговорила об этом на следующее утро после их первой ночи.

…Владик проснулся от странной, щекочущей ласки. Приоткрыв глаза, он увидел, что Лера, припав к нему, с каким-то почти священным трепетом покрывает его тело тихими поцелуями. Распущенные волосы неровной волной летали по его груди — от этого легкого скользящего прикосновения он и проснулся.

«Сейчас она спросит: «Милый, ты меня любишь?» — подумал Владик, поспешно закрывая веки. И поморщился, потому что врать он вообще-то не любил — вчерашний день не в счет.

Но Лера ничего такого не спросила. Забегая вперед, можно сказать, что она вообще никогда не задавала Владику этого вопроса. Возможно, в глубине души она знала, какой может последовать ответ.

Она сказала другое:

— Милый… А ты правда собрался в грузчики?

— Куда? — удивился Владик совершенно искренне.

— На работу устраиваться, в грузчики? Вчера говорил…

— Вчера? Ах да! Конечно, собрался.

— Но почему именно в грузчики?

— А куда? — усмехнулся он, не открывая глаз. — Кому я нужен? У меня десять классов образования.

— Тебе надо учиться, Владик. — Узкая рука скользнула с груди на его смуглый живот. — Тебе нельзя в грузчики… Ты такой… красивый. И добрый. И… умный… Тебя обязательно ждет большое будущее…

— Да куда я смогу поступить, сама подумай! Денег у меня нет. Мохнатой руки — тем более.

Лера ничего не ответила — ее ладонь уже забралась под одеяло и начала вытворять там такое, что у Владика перехватило дыхание. «Девка страшна, как смертный грех, но черт меня возьми, она умеет меня завести!» — подумал он перед тем, как перевернуться и накрыть собой это костлявое тело с обрисовывающимися сквозь кожу острыми бугорками позвонков. Женский, чисто первобытный сексуальный опыт проявился в Лере сразу, после первой же их ночи.

А вечером она кому-то звонила, с кем-то спорила, за что-то благодарила… Куда-то бегала. И торжественно сказала, присев к нему на постель (опустошенный Лериным натиском, Владик весь день лениво провалялся в кровати ее родителей, зевая, щелкая пультом от роскошного телевизора во всю стену и стряхивая пепел прямо на ковер — он учился курить обнаруженные в прикроватной тумбочке настоящие гавайские сигары):

— Владик! Ты поступаешь в МГУ!

— С ума сошла? — Он и правда ей не поверил.

— Нет, Владик! — Лера нагнулась и подняла с полу упавшую подушку в наволочке с ручной вышивкой. — Я с ума не сошла. Ты поступаешь в МГУ! На филфак. У тебя ровно три недели, то есть двадцать один день на подготовку.

— Я не…

— Ты меня слушай, миленький, слушай! Три недели ты будешь читать, читать и читать — классику, Серебряный век, символистов, соцреалистов — в общем, все… А потом пойдешь на экзамены. И все сдашь!

— Я не сдам!

— У меня родная тетя в приемной комиссии. Папина сестра. Поверь мне, милый, ты все-все сдашь! И сочинение. И литературу — устно. И русский — письменно. И английский… все! Но только…