Можно только догадываться, что чувствовал тогда отец Варнава (Муравьев). Переживания за судьбу близких ему людей встречались в его сердце с горячим желанием разделить с ними подвиг исповедничества и мученичества за Христа. Как непросто было смириться отцу Варнаве в сложившейся ситуации, отречься от собственной воли и предать в волю Божию и себя, и Владыку Вениамина…
Потеря близких друзей всегда нелегка. Но здесь был случай особый, поскольку Владыка Вениамин был для иеромонаха Варнавы в течение многих лет добрым наставником и несравненным духовным другом. Незримая духовная нить соединяла сердца этих двух служителей Церкви Христовой. По великой любви своей к святителю отец Варнава был, поистине, его сомучеником. Всем существом своим сопереживал лаврский инок митрополиту, желая пребывать рядом с ним даже в скорбях. Однако, Господь вел иеромонаха Варнаву иным путем – путем безкровного мученичества и исповедничества духовного.
Промысл Божий хранил лаврского инока как будущего великого учителя и наставника малого Христова стада – преподобного Серафима Вырицкого Чудотворца.
4 апреля 1992 года Архиерейский Собор Русской Православной Церкви причислил митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина, а также убиенных вместе с ним за имя Христово архимандрита Сергия и мирян Юрия и Иоанна к лику святых.
Д е н ь П а м я т и священномученика Вениамина, митрополита Петроградского и Гдовского, и иже с ним убиенных преподобномученика Сергия и мучеников Юрия и Иоанна – 31 июля / 13 августа и в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской (25 января старого стиля при совпадении этого числа с воскресным днем, в ином случае – день указывается в церковном календаре); 3) В Соборе Санкт-Петербургских святых (Неделя 3-я по Пятидесятнице).
Священномученик Григорий епископ Шлиссельбургский
Яркий след на небосклоне Русской Православной Церкви оставил епископ Шлиссельбургский Григорий (Лебедев). Подобно блистающей комете внезапно воссиял он среди сонма исповедников российских в суровые 20-е годы ХХ века и так же неожиданно оставил свое служение. Его архипастырская деятельность продолжалась около пяти лет. Сам Господь призвал Владыку Григория к трудничеству на ниве Христовой в один из необычайно сложных моментов церковной истории – в разгар открытых гонений и внутрицерковной смуты. Избраннику Божию шел тогда 43-й год. Всего в течение трех лет им был пройден путь от монашествующего до иерарха Церкви.
В своем слове при наречении во епископа смиренный пастырь сказал: «…И в моей мысли, и в моем настроении, и на моем языке одно слово – слово молчания, и одни звуки – звуки церковной песни глубочайшего молчания.
Пусть же молчит всякая плоть человеческая. Почему так? Святители Божии, я скажу Вам, почему так: интимность обстановки позволяет мне сказать это (и только Вам) мое слово.
Сейчас идет Суд Божий. И в этот момент, если мы сделаем ставку на человека и человеческое, мы будем только несчастны. Разве события церковной жизни настоящего и недалекого прошлого не дают нам доказательство правильности этого?
Разве перед вашими глазами не прошли десятки примеров, как рушились расчеты на человеческое? Ведь Вы видели, как банкротились ставки на многолетнюю мудрость, на ученость, даже на духовность, воспринимаемую по-человечески. Если бы мы свое упование не направили на человеческое, то настоящие лукавые дни, разметав человеческое, не потрясли бы до основания самих упований наших. Вы знаете, что мирское мудрствование и теперь терпит банкротство, носители его подходят к безверию, и не слышится ли нам голос: да что же такое наша Церковь и где она? Нет! Ставка на человеческое – и, простите, я скажу резкое мирское слово, – бита.
После того, что я буду говорить о себе? Что я готовился к предстоящему служению рождением, образованием, воспитанием и настроением? Да какая же ценность всего этого? Никакой… Готов ли я? Достоин ли? Не готов. Не достоин. Но идет Суд Божий, отметая человеческое, дается Божие.
Вот моя вера. При ней я – ничтожная щепка, вздымаемая Промыслом на гребень волны. И задача одна: неизменно пребывать в русле Божественного Промысла, отдаваться Богу безраздельно, всем существом, без рассуждения. Без оглядки назад, с верой в неотвратимость предназначенного, я иду. Я иду, покорный Промыслу, и пусть совершится таинство Божие в нелицеприятном Суде Его. В мысли моей, в настроении моем и на языке моем одно слово – слово молчания.
Пусть молчит всякая плоть человеческая, потому что идет Царь царствующих…
И молитва моя одна: “Ей, гряди, Господи Иисусе, гряди благодатию Духа Святаго Твоего, чтобы в моей немощи и через нее совершились судьбы Твои”».
Эти слова молодого епископа были путеводной нитью на его жизненном пути…