Спартак

Щели между досками были через чур узкими, но мне удалось разглядеть городские ворота. Копии встретили римлян жаром пылающих улиц, замедлившим порыв наступающих, сбившим с толку. На пятачке у городских ворот легионеры попытались взять строй, но пространство для маневра оказалось слишком мало, подпирали горящие дома. Я видел, как легаты отдали приказ трибунам дробить когорты легионов на вексилляции всего по четыре контуберния в каждой. Во главе каждой вексиляции становились опционы с центурионами. Надо сказать, трудности, с которыми столкнулись римляне внутри города озадачили их, но не сбили с толку. С мечами наголо, первые вексилии легионеров, потерявшие когортный строй, лишенные главного козыря — тактического преимущества, ринулись в город, частично охваченный пламенем. В воздухе не хватало кислорода, поднялась копоть и сажа, что сужало кругозор. Римлян слишком много, выгляни мы сейчас из укрытий, дай о себе знать и легионеры задавят нас числом. Даже один лев ничего не сможет поделать со стаей окруживших его гиен. Безусловно мои гладиаторы думали совсем иначе. Однако надо отдать должное закаленным в боях рубакам, никто не ослушался приказ и не высунул головы из прикрытия раньше намеченного срока. Рано! Слишком рано! Я осознавал, что сегодня мы не сможем взять верх над этим чудовищем, который ради достижения своей цели ставил на кон жизни десятков тысяч людей.

Я ждал, когда обезумевший, ведомый жаждой мести Красс заведет римских легионеров вглубь города, когда стройные ряды римлян растянуться по городским улочкам, рассеются, ослабнут. Только тогда я возьму инициативу в свои руки. Пока же легионеры заполняли узкие улицы Копии, набивая город словно килька бочку. Солдаты не успевали перестраиваться, подпирали, толкали своих братьев по оружию на острые колья рогаток, сбрасывали во рвы. Из-за дыма многие ловушки остались незамеченными до того, как унесли первые жизни римских солдат. По улицам Копии разносились вопли и крики боли. Когда же огонь начал медленно перекидываться на соседние улицы, когда начали вспыхивать один за другим дома, я больше не мог позволить терпеть, пусть римляне еще и не зашли так глубоко, как я хотел. Я отдал приказ. На крыше нашего дома появился белый флаг, прихваченный после сорвавшихся переговоров с Помпеем.

Не знаю, что подумали о белом флаге римляне, подошедшие к дому, где прятались я, Рут и еще несколько отвязных рубак, но Ганник, которому я доверил старшинство в операции, отреагировал незамедлительно. В начале улицы полыхнуло восемь домов. Полетели зажженные факела, упали на крыши. Огонь, поглотил старые конструкции меньше чем за минуту! Улицу, в одном из домов которой спрятался наш небольшой повстанческий отряд, в один миг отрезало от гарнизонных стен. Около тысячи римлян изолировало огнем. Десяток отчаянных умельцев попытался прорваться сквозь огненное оцепление, но отступили. Горючие смеси знали свое дело. Теперь обратного пути нет.

Мы вооружились луками, поднялись на крышу. Слышались крики — с крыш соседних домов начался обстрел римских легионеров. Каждая стрела забирала новую жизнь. Не спасал доспех, мало кто успевал поднять щит. Враг пытался бежать, поднялась суматоха, приведшая к давке. Спасаясь от смертоносных стрел, римляне падали во рвы, надевались на рогатки, хватались за мечи, которые ничем не могли помочь. Впрочем, римские офицеры быстро смекнули, что происходит и принялись отдавать команды своим бойцам.

— Movete[1]!

— Vos servate[2]!

— Gradum servate[3]

Такой ход позволил наладить дисциплину. Солдаты поняли, что стрелы восставших не могут больше причинить им урон, воспряли духом.

— Уходим! — послышался грубый голос моего центуриона.

Наша атака захлебнулась, часть стрелков бросили луки и колчаны со стрелами, исчезли в проемах, спрятались в домах. Другая часть двинулась на север, перепрыгивая с одной крыши дома на другую. Дюжина гладиаторов продолжили обстрел, прикрывая отступление товарищей.

Легионеры бросились в погоню, попытались выбить двери ногами, не вышло. Солдаты посмекалистей сломали рогатку и, используя бревно как таран, врезались в дверное полотно. Дверь поддалась, треснула. Их примеру последовали другие легионеры, принявшиеся выламывать рогатки и превращать их в подобие ручного тарана, чтобы проникнуть внутрь домов. Я выпустил последнюю стрелу, вонзившуюся в щит римского солдата, выбросил лук и пустой колчан.

— Отходим, к северному выходу! Быстрее! — прорычал я замешкавшимся повстанцам, которые побросав оружие, принялись поливать дом зажигательной смесью из горшков.

Я выхватил гладиус и перерубил веревку, державшую подвешенное между домами бревно. Тяжелое бревно с грохотом рухнуло на головы столпившихся внизу врагов. С дюжину римлян придавило тяжелым стволом к земле.

Дверь нашего дома не выдержала очередного удара. Толпа легионеров хлынула внутрь, но было поздно. Бросая мечи, выбрасывая щиты, толкаясь, римляне бросились к выходу. В доме не было никого, только лишь рука Рута сбросила зажженный факел на кучу пропитанных горючкой отходов.

Полыхнуло.