Мои слова завели гладиаторов в тупик. Рут чесал макушку. Тирн заерзал на бревне. Аниций прочистил горло, а Лукор приподнял бровь на своем единственном целом глазе и сказал:
— Мне казалось, что за крепкими стенами, за рвом и валом шансов в борьбе с римской тварью у нас больше, нежели на открытых равнинах и холмах?
— Полагаешь, Лукулл сломя голову полезет на наши стены? — я насупился. — Не потому ли он тянет с маршем, что до мелочей просчитывает каждый последующий шаг и понимает, что понесет при штурме потери?
— Много чести римлянину! Лукулл обделался, когда узнал, что Красс подошел к Риму со своими легионами. Теперь Лукулл ждет, кому достанется власть в Республике и как верный пес готовится вылизать хозяину яйца, а сейчас стоит на задних лапках и машет хвостом! — отмахнулся Аниций.
— А если он ждет Красса, чтобы ударить по нашему лагерю с двух сторон и просто перемолоть? — зашел я с другой стороны.
Аниций вздрогнул. Мысль не приходила в голову храброго воина и стала для него откровением.
— Не думал, — честно ответил Аниций.
— Пусть попробует, ничего не выйдет, — Лукор наморщил лоб.
Вновь поднялся галдеж. Гладиаторы перебивали друг друга, не давали высказаться.
— Рут! Тирн! Лукор! Аниций! — я врезал кулаком по столешнице, привлекая внимание военачальников.
Разгром Скрофы под Брундизием и оставление флотилии Лукулла в дураках дали повод гладиаторам рассуждать о своем превосходстве над римлянами на всех фронтах. Самоуверенность играла с гладиаторами злую шутку. Они не боялись своего врага и утратили способность мыслить трезво. Это было той непростительной ошибкой, за которую мы все могли поплатиться дорогой ценой. С гладиаторов следовало сбить спесь, римляне отнюдь не мальчики для битья. Уверенность ни в коем случае не должна переходить в самоуверенность. Теми силами, что есть, мы не справимся с римлянами. Полководцам стоило принять этот факт и намотать себе на ус.
— Когда римляне подведут к лагерю войска, как ветром сдует италиков, исчезнут каннские торговцы! Кто тогда скажет, сколько времени мы проведем за стенами лагеря, не высовывая носа? — терпеливо начал объяснять я. — Наших сил едва ли хватит для полноценной обороны лагеря! А кто прикроет нас, если понадобится совершить вылазку за стену, прорвать оцепление?
Ответов на мои вопросы не оказлось. Споры закончились, военачальники слушали внимательно.
— Римляне утонут в крови у стен нашего с вами лагеря! Сколько их умрет здесь? Десять тысяч, двадцать тысяч? — при озвученной мной цифре полководцы гордо задрали подбородки, но я поспешил остудить их пыл. — Что делать с остальными? Аниций? Тирн?
— Не знаю, Спартак, — ответил Аниций.
Тирн промолчал.
— Я тоже не знаю, — заверил я. — Не затем мы громили Красса и ускользнули из-под носа Лукулла, чтобы бездарно проиграть свою войну в устье Ауфида.
— Что исправит появление невольников с латифундий? Это неумехи… — недоверчиво спросил Рут.
— Дай мне карту, — попросил я.
Гопломах развернул на столе карту полуострова, я подозвал гладиаторов. Широкие апулийские просторы с севера омывались водами Адриатического моря, на востоке граничили на юге с Луканией, а на западе с Самнием, Кампанией и Умбрией[8]. Регион славился громадного размера пастбищами для выпаса скота и землями, на которых выращивали лучший на Апеннинах хлеб. Апулию издревле населяли мессапы, педикулы и певцеты, народы, долгое время сопротивляющиеся романизации, помнящие римскую несправедливость. Именно эти италийские племена помогали нам противостоять Республике, на их землях возникли первые латифундии в Апулии. На карте, лежавшей на столе, латифундии были обведены линиями. Я провел несколько часов, чтобы рассчитать примерные расстояния, разделяющие наш лагерь и виллы[9] латифундистов[10], но время не было потрачено попусту, это стоило того. Мой палец остановился на точке, неподалеку от Канн и устья реки, в том месте, где мы остановились лагерем.
— Наш лагерь, — кивнул Рут, озадаченно растирая испарину на лбу.
— Все верно, — согласился я.
— Рядом с Тарентом[11] и Каннами целая куча римских латифундий, на которых еще трудятся невольники, — заметил Лукор, с любопытством рассматривая карту единственным глазом.
— Тебе что-то известно о них?
— Не думаю, что мне известно больше твоего, Спартак, но скажу, что это типичные римские угодья, — Лукор начал загибать пальцы. — Вилла, поля, охрана, куча невольников.
— Бывал там? — поинтересовался я.
— Бывать не бывал, но слышать слышал, — заверил кельт и оскалился. — Рабам там не сладко. Хозяин ценит жизнь свиньи выше человеческой жизни!
— Люди там быстро гибнут, а выжившие превращаются в дикарей, у которых остается мало чего человеческого. Для раба это самая незавидная участь, — пояснил Рут.