Спартак

Когда в нескольких милях от нас показались огни небольшого городка Апры, мы остановились на перевал. Я с Рутом сооружали костер, остальные трое бойцов занялись лошадьми и провиантом. Всех распирало от любопытства, я до сих пор не озвучил целей вылазки, чтобы не допустить распространение слухов в лагере. Переход продлился более трех часов, все это время бойцы молчали, изредка косились на меня, но не задавали вопросов. Покинув наш лагерь у берега реки Ауфид, мы проскакали несколько миль на восток, стремглав проскочили между Каннами и Венузией, прямёхонько по Аппиевой дороге, подгоняя лошадей в галоп, чтобы не нарваться на латифундийских невольников, готовых высунуть из Канн свой нос. После перевели лошадей на рысь и я, ведущий группу, начал медленно уходить на север, к Адриатическому морю, сворачивая с дороги гораздо раньше намеченного. Скоро повернул западнее, по сути обогнул Канны, вернулся к Ауфиду. Рут молчал, но я видел, как его лицо сделалось мрачнее тучи. Остальные мои бойцы скакали позади нас, но до меня то и дело доносились обрывки брошенных ими фраз. Наверняка гладиаторы пытались понять, что происходит и куда я их веду. После переправы через реку неподалеку от морского побережья, мы оказались у городка Арпы[1], где и решил сделать перевал.

Я знал, что перевал совершенно необязателен, но настала пора удовлетворить любопытство гладиаторов. Молчание, царившее все время пока мы с Рутом разжигали костер, а остальные возились с лошадьми, изматывало пуще всякого перехода. Наконец костер воспылал. Нарок раздал тормозки с провиантом, мы расположились вокруг костра. Митрид грел руки, подставляя ладони к язычкам пламени. Тукран устало зевал. Мы с Рутом молчали.

— Когда продолжим дорогу? — поинтересовался Тукран.

— Через час, — ответил я, рассчитывая, что за час наши животные отдохнут и наберутся сил.

— Честно говоря ни я ни моя скотина не успели устать, зачем нужен этот перевал, мёоезиец? Не думал, что латифундия так далеко! — Митрид одернул руки от костра, чуть было не обжегшись, принялся растирать ладони. — К чему спрашиваю, все ли в порядке?

— А где эта латифундия, мёоезиец? — ухмыльнулся Нарок. — Мне одному кажется или мы наматываем круги вокруг лагеря?

Я открыл мешочек, брошенный мне ликторами, достал мясо.

— Никакой латифундии нет, — коротко ответил я.

Надо было видеть, как изменились лица гладиаторов. Ждали они этих слов или нет, но мой ответ застал их врасплох. Я как ни в чем не бывало принялся за свой кусок мяса.

— Как? — растеряно спросил Нарок.

— Много мы освободим рабов, пойди на латифундию впятером? — ответил я вопросом на вопрос гладиатору.

Он нахмурился, силясь для себя ответить на мой вопрос. Но, судя по тому, что промолчал ничего не вышло.

— Я понял сразу, Спартак, — в разговор вступил Рут. — Куда мы идем?

— Мы идем в Рим, — спокойно ответил я.

Гопломах одернул руки от костра и уставился на меня.

— Чего? — переспросил он. — В Рим?

— Следующий перевал сделаем у Беневента[2], там по Аппиевой дороге, через Кавдий[3], Капую…

— Я знаю, как добираться в Рим, Спартак, — перебил Митрид. — Объясни-ка лучше, что мы впятером забыли в Риме!

Митрид переломил ветки для розжига, бросил в разгорающийся костер.

— Я хочу проведать Красса, брат, только и всего, — сказал я.

— Убить Красса? Ты сам себя слышишь?

— Успокойся, Рут! — я схватил гопломаха за руку, пытаясь остудить его пыл. — Успокойся. Я знаю, что делаю.

Я обвел ликторов суровым взглядом.

— Я никого не держу, вы это знаете. Лагерь в трех часах отсюда, возвращайтесь! Но сейчас единственный шанс ослабить Рим — помочь сохранить Республику в том виде, в котором она существует.

— Возвращайтесь… не смей так даже думать, Спартак! — запротестовал Рут. — Я могу говорить за себя, но уверен, что и остальные пойдут с тобой, куда бы то ни было! Велишь скрестить клинок с самим Марсом, я сделаю это, не задумываясь!

— Твоя затея кажется мне безобразной, но это не значит, что я не пойду за тобой до конца… — сказал Тукран.

Ответом Митрида и Нарока стали глухие удары в грудь. На их лицах застыло непонимание, несогласие, но я знал, что никто из них не отвернется. Ликторы подтвердили мои предположения. Что бы я не затеял, какой бы выбор не сделал, моя личная стража, пойдет со мной до самого конца. В этом я мог понадеяться на Рута и еще трех оставшихся в живых ликторов — Тукрана, некогда бывшего правой рукой Эростена, седовласого Нарока и рыжего Митрида. Увы, остальные ликторы, некогда давшие клятву прежнему Спартаку, пали, а собирать вокруг себя новых головорезов я не желал.