Спартанец

– Криптия. Я виделся с Павсанием после его возвращения из Азии, и эфоры захотели узнать, о чем мы говорили. Они допрашивали меня и замучили почти до смерти, но ничего не добились. Тогда они решили, что мне действительно нечего сказать, и отпустили меня, хотя, скорее всего, приставили ко мне шпионов, которые следили за каждым моим шагом. Мне пришлось долго скрываться, но теперь настало время расплаты. Они поплатятся раз и навсегда.

– Я только что из Мессении, – сказал Клейдемос, – я ездил к Антинее и Пелиасу.

– Знаю. Я отвез твою мать на гору.

– Я слышал, что илоты напали на город.

– Да, но спартанцы отразили нападение. Люди не послушались меня и бросились в отчаянный, беспорядочный бой. Были потери… Несколько человек погибли, много раненых… Им нужен полководец… – Карас приподнял бровь, и в его глазах мелькнуло отражение пламени. – Настало время выбирать путь. Воля богов тебе уже известна, – сказал он и добавил, четко выговаривая каждое слово:

К народу бронзовому он повернулся спиной,
Когда Эносигей сотрясает землю Пелопа.

Боги поразили эту землю землетрясением… это знак.

Клейдемос закрыл глаза. Сомнений быть не могло. Одноглазый человек, о котором говорил Критолаос на смертном одре, – это Карас, представший перед ним много лет спустя. Теперь казалось, что не прошло и нескольких дней с тех пор, как они расстались. Клейдемос вспомнил, как при Платеях в лучах закатного солнца, он смотрел Карасу в глаза, и тот повторил пророчество пифии Пираллы, а затем добавил: «Когда настанет день и ты вновь увидишь меня, вспомни эти слова, Талос, сын Спарты и сын своего народа…»

– Ты прав, Карас, – сказал он, – боги послали знак, которого я ждал долгие годы. И все же я сомневаюсь. Во мне идет внутренняя борьба. Я солгал: я прибыл из Мессении вчера, а сегодня я видел, как илоты спускались с горы. – (Карас мрачно посмотрел на него.) – Но я не смог сдвинуться с места. Я хотел было побежать, взяться за оружие, но вместо этого застыл как вкопанный. Я весь дрожал, кусал локти… И ничего не смог сделать. Я не смог взять меч отца и брата, чтобы с ним сражаться против города, ради которого они отдали жизни. И еще я хотел сказать тебе, что недалеко от дома похоронена моя мать Исмена, и на ее могиле кто-то написал фразу, похожую на послание: «Исмена, дочь Евтидемоса, супруга Аристархоса Дракона, несчастная мать двух доблестных сыновей. Боги позавидовали драгоценному дару, который преподнес ей Лев Спарты». Уверен, последние строки были добавлены позже. Я давно тщетно пытаюсь понять их смысл. Карас, если мне предстоит принять важнейшее решение в жизни, если землетрясение действительно было знамением богов, если я вновь возьму в руки оружие и пойду навстречу судьбе, то я не могу оставлять неразгаданной тайну. Нужно все окончательно выяснить, чтобы не испытывать угрызений совести и ни в чем не раскаиваться. Нельзя отважно следовать своему пути, ежели в душе нет покоя и ясности. Я понимаю, чего ты от меня хочешь, и знаю: будь Критолаос жив, он хотел бы того же. Вероятно, тебе трудно понять, зачем я стремлюсь разгадать значение слов, выцарапанных на гробнице, когда целый народ решился на восстание, чтобы вернуть утраченную свободу. Под угрозой само существование илотов.

– Нет, я понимаю, – ответил Карас с загадочным видом. – Продолжай.

– Я сопровождал Бритоса и Агиаса, когда они по приказу Леонида покинули Фермопилы и вернулись в Спарту. Они везли послание царя для эфоров и старейшин, но никто так и не узнал, что было в послании. Поговаривали, что свиток пуст, что в нем ничего не написано. Тебе известно, что случилось с Агиасом и что случилось бы с Бритосом, если бы мы не спасли его. В итоге Бритос погиб при Платеях, совершив безумный подвиг в одиноком бою против персов…

Он встал и начал расхаживать взад-вперед по атриуму; затем приблизился к двери, открыл ее и посмотрел на Спарту. Город был освещен несколькими слабыми огоньками. Вокруг горели лагерные костры, свидетельствующие о том, что спартанские воины готовы к бою. Клейдемос затворил дверь и вернулся к очагу.

– Я пришел к выводу, что автор строк на могиле Исмены читал подлинное послание царя. Иначе зачем он написал о царском даре? Леонид хотел спасти Бритоса… И возможно, меня. Леонид мог знать… Отец был близок к нему, а до него – к царю Клеомену.

Вдалеке раздался грохот, подобный грому. Поврежденный землетрясением дом задрожал. Карас не сдвинулся с места, но посмотрел на потолочные балки.

– Думаю, я могу помочь тебе, – сказал он. – Если я прав, ты станешь предводителем илотов в битве против Спарты без угрызений совести.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Подумай, – продолжил Карас. – До меня дошли слухи о том, что свиток был пуст. Если это так, значит послание царя подменили.

Клейдемос вздрогнул и вспомнил ночь на берегу моря, вспомнил тень, которая незаметно прокралась в лагерь, склонилась над Бритосом и исчезла.