Спартанец

Павсаний вытер мокрый от пота лоб.

– Послушай, – сказал он, – на все вопросы есть ответы, но ты не можешь понять все сразу. Жизни людей окутаны множеством тайн, а судьбами их повелевают боги. Но я могу помочь тебе во многом разобраться. Например, я могу объяснить, что Спарта не относится к детям жестоко, но все спартанцы подчиняются закону, который превыше всего, даже царей. Об этом знают спартанские матери, провожая сыновей на верную смерть. Об этом знал твой отец, великий Аристархос, когда много лет назад жуткой ненастной ночью прижал тебя к груди и отнес на гору Тайгет. Бремя этого страшного, но неизбежного поступка долгие годы надрывало его сердце. Меч, поразивший его сердце в Фермопилах, не был ни столь жестоким, ни столь острым, как тот, что годами терзал его душу… С той ночи черная пелена опустилась на его взор, и никто больше не видел, как радость сияет на его лице. Ничто не щадило его… С той минуты, как он узнал, что ты жив, его страдания сделались еще более тягостными. Кровь его заледенела, когда однажды ночью он увидел, как Бритос во всеоружии поднимается на гору с намерением убить тебя, но из его уст не вылетело ни слова. Незримые жгучие слезы, не замеченные никем, даже твоей матерью, в медленной, мучительной агонии, из года в год, впитывались в его щеки… Он любил тебя до самого конца, отчаянно любил. Он пал в бою, презирая свою жизнь, проливая кровь в горячую пыль, скорбя о тебе. Вот каким был твой отец, великий Аристархос… Дракон.

Клейдемос поднял глаза и встал неподвижно, скрестив руки на груди. Время от времени его грудь вздымалась в протяжном вздохе, и лишь две крупные слезы на сером каменном лице свидетельствовали о жизни. Павсаний поставил кубок, поднес руки к потному лицу и замолчал, прислушиваясь к стрекоту цикад и сбивчивому гулу голосов, доносившихся с улицы. Затем он продолжил речь, и лишь слегка металлический тон голоса выдавал искренность его чувств.

– На долю твоей матери тоже выпало немало страданий. Даже не знаю, что это… злой рок или воля богов. Ее дивная красота увяла раньше времени, разрушенная смертельной болью, когда тебя, еще младенца, вырвали из ее рук. Вслед за тобой она потеряла мужа, которого любила всей душой с самого детства. Оплакивая сына Бритоса, она увидела, как он вернулся живым из Фермопил. И вскоре вновь потеряла его, когда он исчез год назад после самоубийства Агиаса. Завтра ей предстоит узнать, что все это время он был жив. Но в то же время ей принесут урну с его прахом… Женщины Спарты хорошо знают, что дети рождаются смертными, но это не умаляет сердечной скорби. Теперь у нее остался только ты, и она с нетерпением ждет, хотя и не смеет надеяться на твое возвращение.

Клейдемос вытер глаза.

– В хижине на горе Тайгет меня ждет другая женщина, которую я с детства зову мамой, – сказал он ровным голосом.

– Я знаю, – ответил регент, – что эта женщина очень дорога тебе. Ты сможешь видеться с ней, когда пожелаешь. Но помни, что ей повезло гораздо больше, чем несчастной женщине, родившей тебя. Это еще не все. Я знаю, что наши законы кажутся тебе бесчеловечными, безжалостными, но разве не бесчеловечен и безжалостен этот мир? Мы должны выживать в мире, где победители не щадят побежденных. Вчера ты своими глазами видел ярость захватчиков. Тело царя Леонида было найдено при Фермопилах обезглавленным и распятым. Если бы мы вчера проиграли сражение, такая участь ждала бы и меня. Доблесть и самопожертвование Бритоса спасли тысячи его товарищей, таких же молодых, как и ты, чьи матери оплакивали бы их до конца своих дней. Конечно, эти же товарищи год назад оклеветали его и чуть было не довели до самоубийства. Но он восстановил честь, и его имя прославится навеки. Имя, которое он передал тебе с последним вздохом. Теперь Бритос бродит по царству теней, и дух его не обретет покоя, пока не узнает, что ты принял наследие жертвенности и чести, высеченное на щите Клеоменидов. Перед тобой распутье: одна дорога ведет к мирной и простой жизни, другая – к трудной и бурной, но, ступив на нее, ты обретешь наследие прославленного рода героев. Выбор за тобой, и никто не сможет помочь тебе в эту трудную минуту. Но сюда привели тебя боги, помни об этом. Твоя жизнь изменилась, и я верю, что ты не повернешь назад.

Павсаний замолчал и потупил взгляд; затем он постучал мечом по щиту, висевшему на столбе, на котором держался шатер. Тут же вошли несколько женщин, помыли юношу и приготовили ему постель. Клейдемос позволил им растереть свое ноющее тело и умастить его мазями и потом, выпив чашку теплой похлебки, лег и забылся глубоким сном.

Регент долго смотрел на него со странной улыбкой, потом подозвал одного из стражей и приказал ему:

– Не входить в эту палатку ни под каким предлогом и не тревожить сон этого человека, пока я не вернусь. Если он встанет, пусть идет, куда хочет; только следите за ним и уведомляйте меня обо всем, что он будет делать. Он не должен об этом знать.