Враг не заставил себя ждать. Когда первые лучи солнца озарили равнину, дозорные Мардония заметили, что греческий лагерь опустел. Полководец тут же развернул армию и послал конницу в погоню за греками. Как только они столкнулись с замыкающими отрядами армии Павсания, завязалась жестокая битва. Конница налетала на двигавшиеся отряды и засыпала их стрелами и копьями. Многие воины погибли сразу, потому что не смогли отразить нападение – дальнобойные луки противника давали ему возможность оставаться на недосягаемом расстоянии.
Положение становилось все более отчаянным. Павсаний пришел в ярость, решив, что его предали союзники. Он отдал приказ всем встать в единый строй против врага, и отступающим отрядам удалось объединиться, хотя и ценой значительных потерь. В один ряд выстроились спартанцы, тегейские гоплиты, афинцы и платейцы, облаченные в тяжелые доспехи. Последние были особенно решительны, поскольку горели жаждой мести за свой разрушенный город, над развалинами которого еще клубился дым после налета персов.
Павсаний дал команду сомкнуть строй, и приказ быстро передался от воина к воину. Сплошная линия обороны была выстроена, и натиск конницы персов начал ослабевать. В то же время к союзникам у храма Геры примчался гонец с призывом немедленно перейти в атаку. Но гонца ждало разочарование: им было приказано оставаться у храма, поэтому они ждали, чтобы остальные к ним присоединились. Выход на открытую местность казался союзникам безумием. Из-за нападений персидской конницы армия Павсания была не в состоянии продолжить отступление и была вынуждена ожидать подкрепления. Пехота врага наступала, используя численное превосходство и пополняя ряды изменниками-фиванцами.
Прибыл гонец на взмыленном коне и сообщил, что союзники ожидают в строю перед Платеями и уходить оттуда не намерены.
Павсаний понял, что все потеряно.
Его уныние и отчаяние перекинулись на воинов, и без того измученных переходами и постоянными нападениями персидской конницы. Мардоний приготовился нанести грекам смертельный удар, увидев, что враг растерян и напуган. Он вышел вперед на белом коне, чтобы отдать приказ к наступлению. Над полем, усеянным павшими и изувеченными воинами, повисла мертвая тишина. И тогда, словно из-под земли, раздался клич и разнесся эхом по холмам, окружавшим поле битвы:
– Алалалай!
Все посмотрели туда, откуда донесся крик, но увидели лишь иссушенную солнцем скалу. Греческие гоплиты повернулись к врагу, и вновь раздался боевой клич:
– Алалалай!
На серой скале появился гоплит. Он бежал вниз по склону и через несколько мгновений очутился между армиями противников. На голове у него был шлем с тремя гребнями, а в руках – щит с драконом. Он направил копье в сторону греческого войска и громовым голосом опять воскликнул:
– Алалалай!
Затем, развернувшись лицом к врагу, кинулся в атаку.
В эту секунду Талос подошел к краю скалы и увидел происходящее. Он содрогнулся: Бритос в одиночку напал на вражеское войско! В исступлении Талос закричал, бросился вниз и стал отчаянно звать Бритоса. Наконец он остановился, опираясь о землю своими израненными, окровавленными ногами, и начал яростно стрелять из лука, выпуская стрелу за стрелой, целясь в том направлении, в котором несся в безумном порыве его друг.
Все произошло в одно мгновение. И случилось чудо. Сорок тысяч воинов разом опустили копья, и образовался огромный строй, похожий на спину страшного дикобраза, ощетинившегося железными иглами. Всего секунду строй колебался, но затем раздался крик, подобный громовому раскату:
– Алалалай!
Не дожидаясь приказов командиров, пехотинцы Афин и Платей, гоплиты из Спарты, Макистоса, Амикл и Тегеи бросились на персидское войско подобно реке, вышедшей из берегов. Они столкнулись с вражеской пехотой, и грохот этого столкновения разорвал тяжелый, почти свинцовый воздух. Тут же отряд афинских гоплитов устремился к тому месту, где над морем копий развевались три черных гребня.
Бритос был окружен врагами со всех сторон. Он размахивал мечом и щитом, поражая каждого, кто встречался на пути. Но натиск врага шел отовсюду, и сердце Бритоса разрывалось в груди. Он истекал потом и кровью и чувствовал, что вот-вот упадет на колени. Из его груди вырвался последний крик со всей силой молодости, и рука его устремила все эти силы против нападавших врагов. Но тут же он почувствовал, что сзади его ударили по ногам, и, упав на спину, выставил перед собой меч, чтобы защищаться и уничтожать врагов до последнего. Но персы пронзили Бритоса в бок, пах и горло, и он рухнул в лужу крови.
Подоспевшие греки копьями отогнали вопящих врагов от тела Бритоса и сбросили Мардония с великолепного коня. Бронзовая волна гоплитов опрокинула пехоту мидян и киссиев и разбила правое крыло храбрых сакийцев, сомкнув вокруг них смертельные объятия.