Спартанец

Офицер подал сигнал и пронесся галопом по темным улицам города. Вскоре он выехал с отрядом всадников на дорогу к Амиклам. Около полуночи они достигли подножия холма с заброшенной маслодельней и остановились. Все складывалось как нельзя лучше, даже луна спряталась за облаками. Его люди без труда подкрались к постройке и окружили ее. Но когда офицер дал приказ к нападению, залаяла собака, потом еще одна, и скоро все окрестности огласились яростным лаем. Оказалось, что илоты привели с собой пастушьих собак, которые подняли тревогу. Испуганные лошади забили копытами и понеслись в разные стороны. Всадники, застигнутые врасплох, не смогли их удержать.

– Отпустите коней! – приказал офицер. – Потом отловим их. Вперед, илоты не должны уйти!

Тем временем илоты поняли, что им грозит опасность, и покинули здание с противоположной стороны. Они стали искать убежища, однако местность была пустынной и голой – каменистая равнина у морского берега, обдуваемая со всех сторон ветрами. Неподалеку, на самом краю мыса, стоял храм Посейдона Эносигея – бога морей, которому молились моряки, огибая скалы мыса Тенарон. Беглецы попытались найти укрытие на священной земле храма, но им и это не удалось: солдаты криптии поспешно окружили небольшое пространство перед колоннадой храма.

Тогда илоты пошли к алтарю и сели на него, молясь и доверяя богу свои жизни. Спартанцы остановились в растерянности и повернулись к офицеру, но тот выхватил меч и отдал приказ нападать. Воины бросились на беззащитных жертв и стали рубить их на куски: мечи рассекали тела, ломали кости, пронзали сердца. Кровь лилась струями, пропитывая священный камень алтаря. По колоннаде храма разносились отчаянные крики и проклятия, вперемешку с бешеным воем собак и диким ржанием коней, которые в ужасе умчались в ночную тьму.

Офицер вошел в храм. Через несколько минут он вышел с двумя горящими факелами и осветил поляну. Сцена, представшая перед ним, была настолько чудовищной, что он – давно привыкший к виду крови – почувствовал приступ тошноты. В кромешной тьме его люди наносили удары не с точностью воинов, а с жестокостью мясников. Он отвернулся от кровавой бойни и приказал людям уходить. Площадь перед храмом вновь погрузилась в тишину, и лишь два брошенных на землю факела с шипением отбрасывали колеблющийся свет.

На месте кровавой бойни возникла черная фигура; угасающее пламя осветило бородатое лицо, сжатые челюсти, страшно нахмуренный бычий лоб, а под ним – один-единственный глаз, который свирепо бросал зловещие взгляды, напоминающие искры догорающего костра.

В ту ночь на горе долго выли волки. Жители Тайгета удивились, ведь время спаривания еще не наступило. Но старики, проснувшись от этого заунывного хора, ощутили холод в сердцах и горько заплакали в темноте, почувствовав, что великое горе обрушилось на их народ.

Глава 8. Антинея

Алесос, совершенно удрученный, зашел в дом, чтобы известить хозяина о кровопролитии, учиненном спартанцами на Тенароне. Но Клейдемоса не оказалось дома: он уехал в Мессению до рассвета, и гнедой конь, которого он привез из Азии, исчез из конюшни. К этому часу Клейдемос миновал Селласию, пересек северные отроги Тайгета и спустился по западному склону горы, направляясь к дороге, ведущей в деревню Фурия.

Весь день он провел в пути, делая лишь короткие остановки для отдыха, чтобы немного пройтись пешком и размять ноги. Небо хмурилось, ветер гнал огромные темные тучи к Мессенскому заливу. Перед Клейдемосом раскинулась холмистая местность. Вершины холмов то плавно возвышались, покрытые лесами или голым камнем, то расступались, открывая небольшие долины. Время от времени на пути встречались пастухи, и Клейдемос расспрашивал их о дороге, перекидываясь парой слов. Их диалект был схож с диалектом илотов Тайгета.

Он сделал короткую остановку, чтобы передохнуть и подкрепиться в тени скалистого склона. Клейдемос съел кусок хлеба и немного сушеного инжира, пока конь мирно пасся на пожелтевшей лужайке. Затем они продолжили путь, держась западного направления. К вечеру небо нахмурилось, предвещая скорый дождь, и Клейдемос решил позаботиться о ночлеге. На опушке возле ручья его взгляд упал на скромный деревянный дом, окруженный забором. Должно быть, здесь жил пастух из илотов. Клейдемос повернул коня в сторону домика.

Когда он подъехал, во дворе залаяла собака, и Клейдемос сошел с коня, чтобы посмотреть, не выйдет ли кто. Из трубы валил дым: значит, хозяин дома и развел огонь. Дверь отворилась, из дома вышел пожилой, но бодрый мужчина в длинном шерстяном хитоне. Клейдемос шагнул вперед и сказал:

– Здравствуй, друг, меня зовут Клейдемос, я странник. Сумерки застали меня здесь, мне негде ночевать, и я боюсь, что пойдет дождь; я прошу разрешения переночевать в твоем доме и немного сена для моей лошади.

– Ты прав, – ответил человек, – скоро пойдет дождь и, может быть, выпадет снег. Подойди, незнакомец.

Клейдемос протянул руку и заметил, что глаза мужчины остановились на копье, воткнутом в стремя.

– Откуда ты? – спросил хозяин и впустил его в дом.