Спасение души несчастного. Том 1

– Ой, да не ворчи! – Мэн Чао притянул приятеля поближе. – Я всего лишь выказал уважение владыке, ни чаркой больше. Этот достопочтенный хотел выпить с тобой, и я взял эту ношу на себя…

Пока они болтали, на маленькой сцене ряженые люди начали выстраиваться в ряд. Каждому гостю поднесли сладкие и острые закуски. Склонив головы, служанки наполнили пиалы чаем и придвинули их господам. Перед уходом одна девушка украдкой взглянула на двоих обнимающихся будущих богов и хихикнула. Мэн Чао прижался щекой к щеке У Чана и пропел:

– Ах ты сердцеед! Не успел поправиться, а уже наших восточных красавиц одним только взглядом соблазняешь! – Он на секунду затих и прильнул к приятелю сильнее. – О Небеса, Чан-Чан[82], ты такой прохладный… Здесь душно, просто ужас!

– Отодвинься, пьянь! Тебе и жарко потому, что ты напился! Веди себя прилично, не то владыка Луань не так о тебе подумает.

– Да все нормально… Я ему как сын родной, вон, глянь, – Мэн Чао показал в сторону стола с представителями Востока, и глава семейства Луань радушно им кивнул. Подняв пиалу чая в ответ, Мэн Чао отпил из нее и добавил: – Видишь, все в порядке.

В размеренный галдеж резко ворвался протяженный женский крик, отчего каждый подпрыгнул, а после послышался звук семиструнного циня[83]. Одна из барышень на сцене, размахивая рукавами в разные стороны, начала тоненько запевать. И хоть ее песня была довольно милой, от того, как она периодически повизгивала, в ушах у многих гостей зазвенело.

У Чан поинтересовался у Мэн Чао:

– Почему мы вообще сидим тут, а не общаемся с владыкой? Я думал, все будет проходить так же, как на встрече с господином Ба Юншэном, когда мы посетили Юг, – тихо и мирно.

– Глупышка Чан-Чан… Тебе бы получше узнать Восток. Сейчас ты, по сути, и общаешься с нашим владыкой. Он приготовил это представление для нас, чтобы через танцы и песни выказать уважение и рассказать о своей стране. Достопочтенный господин Луань – прекрасный человек, он был так обеспокоен нашим визитом, что решил в такой форме поведать историю становления Востока. И если Чан-Чан не будет таким строгим к нашим традициям, то он обязательно проникнется духом этого края.

У Чан пихнул Мэн Чао локтем в бок:

– Во-первых, не зови меня так, меня даже родные так не зовут!

– Но как же… Чан-Чан, ты мне как брат!

У Чан отпрянул от опьяневшего и добавил:

– А во-вторых, как мне понять по танцу и пению, что именно владыка Луань хотел сказать? Я мало что смыслю в ваших песнопениях…

Мэн Чао отпил из пиалы и горделиво заявил:

– Так потому-то я здесь. Я, как старший, ответственен за тебя и поясню смысл каждого представления.

У Чан аж подавился чаем, услышав его слова.

– Старше?! И на сколько же, позвольте узнать?

Мэн Чао принялся считать на пальцах и под влиянием выпитого сам запутался в ответе.

– Одиннадцать! – выдал У Чан. – Всего лишь одиннадцать месяцев. Даже не год. Напился, что посчитать не можешь. Судя по твоей довольной физиономии, это мне придется брать за тебя ответственность…

Мэн Чао расплылся в улыбке и прижался к приятелю вновь.

– Чан-Чан, а ты, оказывается, никакой не равнодушный, а очень даже заботливый брат…

– Отстань!

Песнопение громкоголосой барышни закончилось, и она скрылась за ширмой. На маленькую сценку вышла небольшая группа красавиц со скрытыми лицами. Они выстроились в ряд и, повторяя друг за другом, принялись вытанцовывать под глухие удары тангу́[84]. Два молодца, стоявшие по краям импровизированной сцены, ударяли тонкими палками по барабанам, и под каждый новый оглушительный «тун-н!» танцовщицы меняли позы. Выглядело все так, будто они были в трансе.

Немного погодя к звукам тангу присоединились быстрые, резвые нотки струнного инструмента, скрытого от зрителей ширмой. Силуэт девушки, державшей его в руках, подсветился, и тайна открылась – она играла на пи́пе[85], что, не умолкая под тонкими пальчиками, зазывала присутствующих обратить внимание на нее.

Как только пипа подключилась к представлению, танец девушек стал в разы оживленнее, а движения плавнее. И с очередным барабанным «тун-н!» танцовщицы ускорялись.

У Чан подозвал Мэн Чао поближе и прошептал:

– Ничего не понимаю в танце, и большая странность для меня – маски на лицах.

Мэн Чао взглянул на белые фарфоровые лисьи мордочки барышень и ответил:

– Ну, тут все просто: они сейчас танцуют приветственный танец богам «Лик бессмертного». Раньше у людей считалось хорошим тоном скрывать свое лицо под маской животного при встрече с небожителем. Как раз сейчас он выйдет, и ты все поймешь.

«Он?» – повторил про себя У Чан и продолжил наблюдать.