Спаси себя сам (СИ)

Он зас­нул, ед­ва кос­нувшись ще­кой по­душ­ки. Мол­ча­ливый и са­мый вер­ный друг мо­лодо­го ка­баль­еро ос­то­рож­но вы­тащил из-под не­го шер­стя­ное оде­яло и прик­рыл им спя­щего. По­том за­тушил све­чу и, мяг­ко сту­пая, вы­шел из ком­на­ты, что­бы най­ти и се­бе прис­та­нище на ночь — нап­ри­мер, на ко­нюш­не.

* карне асада (исп. carne asada) — мясо, жаренное на вертеле, обычная еда калифорнийцев 19 века

========== Часть 2 ==========

Нежным розовым утром зевающий Гарсия загремел ключами у двери камеры, где коротал ночь Эухенио Катазар.

— Доброе утро, дон Эухенио, выходите!

Фигура на лежанке зашевелилась, свалилось на землю рваное одеяло и заключенный явил миру заспанное помятое лицо:

— Э-э-а, сержант, — протянул он, — у вас что, в постели колючки опунции? Как вы встали-то в такую рань?

Гарсия потер небритый подбородок:

— Но вы сами попросили разбудить вас на рассвете!

— Да? Неужели я даже здесь не могу поспать в свое удовольствие?!

— Но это тюрьма, сеньор! — сержант вытаращил глаза, — вам нравится сидеть в тюрьме?

— Нравится, — отрезал дон Эухенио, — здесь очень уютно, знаете ли.

— Спасибо, дон Эухенио! — глаза добродушного толстяка превратились в щелочки. Еще никто из заключенных не хвалил тюрьму. Это было приятно, но…как-то неправильно. Гарсия перестал улыбаться, решив, что над ним смеются.

— Нет, сеньор. Выходите. Я принес вашу шпагу.

Эухенио, сердито сопя, выбрался наружу и потянулся всем телом.

— Эй, — сказал он, — да уже далеко не рассвет! Проклятье, я льстил вам, сержант! А что, сеньор Сеп… — он запнулся и замолчал.

— А?

— Ничего. — дон Эухенио забрал у Гарсии свою шпагу и отвесил шутовской поклон, — благодарю за ночлег, сержант.

— А, всегда к вашим услугам, сеньор, заходите еще!

За воротами казармы дон Эухенио остановился в нерешительности, кидая по сторонам напряженные взгляды. Городок просыпался. К колодцу, что посреди площади, шли женщины с пустыми сосудами. Лучший горшечник пуэбло индеец Хосепе с помощью сынишки расставлял на прилавке свои «шедевры». Стайка ребятишек со смехом вертелась вокруг добрейшего падре Хуана, а он оделял каждого абрикосом и благословением. Королевский судья Галиндо прошествовал по направлению к таверне с ликом брезгливым и надменным… За судьей с мяуканьем бежал тощий рыжий кот.

— Знать бы наверняка… — прошептал дон Эухенио и загадал: если судья пнет кота, то все сложится удачно, а если нет… Нахальное животное вилось вокруг ног судьи — кажется, его привлекли его брюки, может быть, они пахли чем-то съестным? Сеньор Галиндо с проклятием попытался отшвырнуть кота, но промахнулся. Эухенио поморщился — такого исхода он не предвидел.

Мимо прошла хорошенькая метиска с огромной корзиной фруктов. Она кокетливо улыбнулась симпатичному молодому человеку, и Эухенио счел это добрым знаком. Подмигнув девице в ответ, он решительно зашагал к конюшне за таверной, куда увели на ночь его коня.

На заднем дворе было безлюдно. Катазар едва успел возблагодарить Бога, как в поясницу ему тянулось что-то острое, а огромная ладонь зажала его рот. Добрый знак был самообманом: из-за столба, поддерживающего крышу конюшни, выступил дон Роке Сепульведа.

— Без баловства, сеньор, — предупредил сзади низкий голос, и чужая ладонь исчезла с губ.

— Вы все еще здесь?.. — вырвалось у Эухенио, — зачем вы приехали? Я же дал слово, что заплачу! Вам этого показалось мало?!

Сепульведа улыбнулся с высокомерным презрением.

— Я отпустил вас под честное слово, а вы попросту сбежали.

— Вы следили за мной!

— О! Считаете, что мир вертится вокруг вашей персоны? Я деловой человек, дон Эухенио. Я искал не вас, но так сложилось. Вы не очень-то прятались, надо признать. Я хочу предложить вам сделку. Взаимовыгодную.

— Что вы имеете в виду?

— Вы задолжали не только мне, сеньор, — все еще улыбаясь, Сепульведа сунул руку за пазуху, и в следующий момент дон Эухенио отшатнулся — перед его глазами забелело орлиное перо.

— Я уже не играю в эти игры! — придушенно крикнул он. Сепульведа внезапно сгреб в кулак его шейный платок и с силой притянул юношу к себе.

— Играешь, щенок, — прошипел он, — и не только в эти. Мне ты должен пять сотен песо, а Орлу — ни много ни мало жизнь.

У Катазара застучали зубы.

— Я ничего не знаю, клянусь памятью отца, ничего! Я был пешкой! При всем желании я не смогу навредить Орлу, так за что меня убивать?!

— Ты носил перо.

Дон Роке замолк. Эухенио дрожал всем телом от ярости и страха.

— Проклятье, — наконец выдохнул он, — что вы хотите?

— Обрубить все концы разом. — бросил дон Роке. Кажется, он был абсолютно уверен в таком исходе. — Я забуду о пяти сотнях песо, а ты, мальчишка, поможешь мне, и будешь держать рот на замке, иначе потеряешь честь. Насколько я знаю, ты очень прыткий юноша, не раз бывал в Лос-Анхелесе и знаешь эти места. Поедешь с моим слугой. Укажешь укромное местечко в горах — такое, чтоб его очень трудно было найти. Понял? Очень трудно.

Лицо Эухенио Катазара просветлело.

— Это все?

— Все. Не забывай, у моих людей быстрая реакция. И шуток они не понимают, выкинешь каверзу — отправишься в ад без покаяния.