— Ты можешь заткнуться? — для пущей убедительности один из метисов потряс ножом. Диего вскинул связанные руки, и, не удержав равновесия, свалился набок. Разбойники обменялись усмешками.
— Вы не должны мне угрожать, — возмущенно воскликнул Диего, — ведь за меня заплатят выкуп!.. Наверное. Признаться, меня похитили первый раз в жизни. В этом есть что-то романтичное, если бы еще не немели руки. Послушайте, вы не могли бы ослабить веревки? Они врезаются в запястья, а это ужасно неприятно!
— Обойдешься, сеньорито.
Диего укоризненно покачал головой.
— У вас нет сердца… И вы не ответили на мой вопрос — как мне вас называть? Не хотите? Что ж, хорошо. Тогда ты будешь… — вперив взгляд в морщинистого длинноволосого парня в грязном платке, Диего дождался, пока пауза не станет напряженной, — Фобос, а ты, — пришла очередь очень упитанного силача с кривым носом, — Деймос*. Эээ, сеньор Деймос, я сегодня еще не завтракал, не поделитесь лепешкой?
— Я Лопе! — грозно прорычал верзила, едва не подавившись, — если будешь ругаться, на себя пеняй!
— Благодарю, Лопе. Очарован.
— Не заговаривай нам зубы. — насмешливо вмешался Санчо, — Как будто мы не видим, что тебе не терпится сбежать! Даже не пытайся — разукрасим так, что папаша не узнает своего сыночка!
— Сбежать?! Конечно, это было бы чудесно. Но разве от вас сбежишь?.. А мне так хочется размять пальцы и…и поиграть на пианино.
Метисы невольно рассмеялись. Между тем, Диего даже не лгал — поиграть на пианино действительно хотелось. Когда требовалось серьезно о чем-то подумать, он часто садился за пианино. Отца это доводило до бешенства — ему казалось, что сын ведет себя ужасно безответственно в самые важные моменты.
Молодой человек отбросил воспоминания и попытался прояснить ситуацию:
— Так кто ваш сеньор и что ему нужно?
— Слушай, сеньорито, все, что от тебя требуется — сидеть спокойно и не доставлять нам хлопот. Когда твой папаша отдаст нашему сеньору денежки, ты вернешься домой. Так что не задавай лишних вопросов. — Санчо с неприязнью посмотрел на пленника и вгрызся в сушеное мясо.
Диего поморщился, но через секунду улыбнулся. А потом тихо лег, глядя, как прозрачные струи ручья бегут по камешкам и мелкая россыпь брызг сверкает под лучами жаркого солнца.
— Посмотрите вокруг! — посоветовал он, — Здесь прелестно, не так ли?..
— Странный парень, — негромко сказал Лопе. Разбойники косились на молодого пленника с легким непониманием. Они привыкли, что похищенные мужчины, женщины и дети или испуганно плакали, или ругались, молили, плевались ядом и напрасно угрожали негодяям, что, мол, когда вас поймают — непременно повесят. Этот юноша отнесся к своему злоключению философски, но так как ни Лопе, ни Санчо о философии ничего не слышали, поведение молодого де ла Веги казалось им очень странным. Он с непосредственностью и спокойствием невинного ребенка нес какую-то чушь, восхищался природой, будто это не у него крепко связаны руки и ноги, и не похитители сидят неподалеку, а хорошие знакомые. Кажется, он даже не боялся.
Насытившись, Санчо ушел на наблюдательный пост — вершину скалы, чтобы наблюдать за окрестностям и в случае чего быстро скрыться. Лопе лениво развалился на расстеленном на камнях индейском одеяле и точил свой нож. Диего негромко пел душераздирающий романс о несчастной любви. Эту песню он слышал давно, в таверне ее пел какой-то бродяга. Слова Диего почти не запомнил, только мелодичный печальный напев остался в памяти. И теперь молодой кабальеро импровизировал, одновременно пытаясь расслабить узел стягивающей запястья веревки.
«Печальные ночи
Вдали от тебя!
Не свидимся больше с тобой.
Забыть бы хотел голос твой навсегда,
Твои поцелуи, querida…»**
Противные лязгающие звуки поредели, а затем и вовсе стихли. Диего невольно улыбнулся. И индейцы, и испанцы любят музыку, а песни могут тронуть сердце самого закоренелого разбойника, стоит задеть нужную струну… Сила чувства же и выразительный голос с лихвой затмят посредственность виршей. Главное, чтобы этот Лопе не пригляделся, чем, помимо пения, занят пленник. Проклятый узел не поддавался, здесь нужен был или нож, или зубы, и Диего принялся за веревки на ногах, радуясь, что руки связаны впереди, а не за спиной.
«Ах, жарко! Куда ты
Во сне над хребтом
Плывешь в половинке луны?
В саду твоем розы, что слышали нас,
Напомнят о друге, querida…
Как дом, мое сердце
Объято огнем —
В окно моих глаз посмотри.
Я в пепел сгорю, или, может, любовь
Мне вырвать со смертью, querida?»
Лопе тяжело вздохнул и пробурчал что-то тоскливое. Вдохновленный де ла Вега немного подумал и прочувствованно допел:
«С навахой в груди
Я с седла упаду
За тысячи миль от тебя.
Заплачешь ли ты, увидав поутру
В крови свои розы, querida?»