Спасённый

Он швырнул в чудовище кота, мир стал распадаться на цвета, запахи, ощущения, и Виктор понял, что сейчас хаос поглотит разум, разум развеется атомами, которые больше никогда не соберутся вместе. И вновь наступит пустота.

И вновь наступила пустота…

* * *

Сумасшедший паук, рвущий чрево изнутри — это страшно! Инженер не может позволить себе запаниковать, хотя его внутренности перемалываются в труху. Бояться некогда, он выбирает момент, чтобы поразить нервный узел Следопыта электрическим разрядом, и при этом не причинить вреда человеку.

Эскулап, спасается под обломками нейрохирурга и каждый раз, когда рядом мелькает одна из хаотично дёргающихся паучьих конечностей, вздрагивает.

Следопыт шевелит хелицерами, раздаётся мерзкий скрежет. Из распахнувшейся пасти в Эскулапа летит ком липкой сети. А мог бы угостить плазменным разрядом, и всё для всех на этом бы закончилось. Наверное, так было бы лучше.

Настал подходящий момент, нервный узел поражен, тело недвижной грудой рушится на пол. Человеческая голова, лиловым рубцеватым наростом прицепившаяся к спине паука, продолжает гримасничать, из чёрного рта вырывается неслышный крик.

Инженер посылает Эскулапу сигналы, полные ярости.

Чего медлишь? Пока ты выпутываешься из сетей, эта консерва с мозгами протухнет. Почему человек никак не успокоится? Он вышел из комы? Что? Ты сам его вывел после операции? Откуда я знаю, как можно поддерживать коматоз у созданной нами химеры! Это ты должен знать! Ты заявлял, что у тебя всё под контролем, а теперь говоришь, что не можешь повлиять на процессы в теле кремнийорганического биомеха! Представляешь, что испытывает человек? Он чувствует, что отныне, и на долгие времена, сделался грибом на спине калечного паука. вот и психует. И заставляет психовать Следопыта. И я бы психовал! Ничего, говоришь, он не чувствует? Нейронные цепочки разорваны? Никаких внешних раздражителей? Молодец, милосердно поступил! Смотри, не лопни от гордости, это сарказм! Да, я говорил про ментальную консерву, я говорил, а ты её сделал. Я же не думал, что ты законсервируешь АКТИВНОЕ сознание! Космос, даже знать не хочу, в какой кошмар способен загнать себя изолированный разум…

Инженер хочет схватиться за голову, но головы у него нет. Казалось, всё учёл, но то, что Эскулап не может управлять физиологией биомехов, в расчёт не принял. Потому что не знал!

Вот что, Эскулап, прекрати истерику. Я подумал — пусть себе галлюцинирует, жить в мнимом мире всё же интереснее, чем валяться в коме. Но тебе придётся побыть в роли нейроимпланта. А как ты думал? Ему нужна альтернативная нервная система. Вот ты ей и станешь. Да не переживай, я в людях разбираюсь, я даже подскажу, к каким участкам мозга тебе нужно прицепиться. Станешь его ушами, глазами, не знаю, что ещё ему может понадобиться в придуманном мире. Будешь транслировать мне сигналы мозга, а я постараюсь обрабатывать, упорядочивать и сохранять его бред, а потом возвращать через тебя обратно.

Не бойся, малыш, всё получится.

На самом деле Инженеру сильно не по себе, ему совсем не хочется становиться резервуаром, в который воспалённый мозг будет сливать бред, но другого способа завершить миссию он не видит.

* * *

Однажды Виктор шёл по лесной тропинке (он любил парить над облаками, погружаться в тёмные бездны, но ходить ему нравилось ничуть не меньше). Хвоинки, устлавшие землю мягким ковром, кололи босые ступни: не больно, и не щекотно, а в самый раз. Ветерок, пробравшийся под деревья, пах смолой, земляникой и, почему-то, свежим хлебом.

Когда Виктор почувствовал лёгкую истому — не раньше, и не позже — тропинка выбежала на поляну, посреди которой высился двухэтажный терем. Его терем. И её… Здесь всегда звенели счастливые детские голоса, но самих детей Виктор ни разу не видел. Казалось, если увидит, то переступит одну из тех границ, переступать которые нельзя. Да, в этом мире тоже есть границы, он сам их прочертил, лишь затем, чтобы когда-нибудь нарушить. Не сейчас, потом.

Ирка радовалась, что Виктор пришёл. Вернулся не рано и не поздно, а в самый раз — он всегда приходил вовремя. Ирка ждала на веранде, за наспех накрытым столом. Её бледная кожа сияла в жарком свете дня, солнечный зайчик золотил ёжик рыжих волос. Ирка показалась хрупкой, почти хрустальной. И такую её Виктор тоже любил. Он безошибочно узнавал её в любом облике, и любая она ему нравилась.

Виктор поцеловал её, мягкие губы чуть дрогнули, но не ответили. Прохладная ладошка настойчиво, но нежно упёрлась ему в грудь, давая понять — пока ещё рано, Виктор получит своё, но получит позже. А сейчас он хочет поесть и отдохнуть. И Виктор откинулся в шезлонге, ему действительно хотелось поесть и отдохнуть. Ирка безошибочно угадывала его желания.