Спасённый

Свежий хлеб и парное молоко — она опять встречала его свежим хлебом и парным молоком. Казалось, можно насытиться одним лишь ароматом жёлтого, чуть зарумянившегося с боков, каравая. Виктор поднёс к губам крынку, покатал в пальцах горячий мякиш. Нет, не то! Пусть будет праздник! Вино, фрукты и мясо! Вязкая, терпкая, искрящаяся жидкость, один запах которой кружит голову, наполнила бокалы.

— Твоё любимое, — Виктор протянул Ирке бокал.

— Да, — согласилась Ирка. В прошлый раз её любимым напитком была текила, дом стоял на вершине горы, где-то размеренно стучали барабаны, а она танцевала в серебряных лучах полной луны. А в позапрошлую встречу, на тропическом острове, Ирка любила шампанское и танго…

Но сейчас поляну перед домом согревало жаркое солнце, а Ирка маленькими глотками пила терпкое вино. Веснушчатый носик смешно морщился, на нём забавно поблёскивали крошечные капельки испарины. Виктор прикрыл солнышко облаком, и незаметно убрал эту испарину, а заодно и веснушки. Ему было хорошо, и он смотрел на гору, ту, что высилась, прикрытая стыдливой сизой дымкой, у горизонта. С горами тогда пришлось повозиться…

Это случилось вечность назад, в самом начале, когда ничего ещё не было, и Виктор испугался, что оказался в следующем круге ада. Когда-то его мучали болью, потом сумасшествием. Что теперь? Пустота?

Это после он понял, что его взвесили, измерили и признали достойным. Но понял не скоро, сначала боялся даже думать — помнил, к какому шквалу безумия могут привести мысли. И всё же настал миг, когда он не смог терпеть — захотелось хоть немного света. И появился свет, сначала робкий и едва заметный. За ним пришла такая же робкая тьма.

Свет позволил увидеть пустоту. Висеть в ней показалось как-то неудобно. И появилась твердь.

С пейзажем пришлось помучаться. Трава получалась почти настоящая, она даже колыхалась на ветру, правда, в разнобой и как-то слишком ритмично. Деревья — зелёные шары на гладких коричневых столбах, раздражали, и норовили исчезнуть, едва отведёшь взгляд.

С горами была беда, они то и дело осыпались, оплывали, будто слепленные из жидкой грязи, таяли, как рыхлый снег. С горами Виктор намучался. Даже деревья стали получаться раньше. Поначалу они были одинаковы, и всё ещё исчезали. Пусть. Виктор понял главное — не важно, существует ли дерево, когда на него не смотрят, важно, чтобы, когда Виктор решит на него глянуть, оно оказалось на месте.

Это универсальное правило относилось ко всему, даже к людям. Если подумать, нет разницы, существуют ли они, когда о них не думаешь.

Но люди появились потом, позже, чем горы. Позже, чем Виктор придумал вселенную: зажёг Солнце, повесил в ночном небе Луну. Звёздочки загорались по одной, и это вскоре наскучило. Он стал швырять их на небосвод горстями, будто зёрна в пашню. Галактики, пульсары, чёрные дыры — всему нашлось место. Для того, чтобы они существовали, нужно было просто знать, что они где-то существуют.

Уже потом Виктор придумал людей. Оказалось, что с ними трудно, гораздо труднее, чем со звёздами, труднее даже, чем с горами. Но сделать мир опять безлюдным Виктор так и не решился, хотя всерьёз об этом подумывал. В конце концов, махнул рукой — сами разберутся, как жить. Можно же просто получать удовольствие, живя вместе с ними, играя в их игры.

— А знаешь, любимая, — Виктор посерьёзнел и согнал улыбку с лица, в три глотка он осушил стакан и снова наполнил, — мне опять снился кошмар, тот самый…

— Твёрдый мир? — ужаснулась Ирка, глаза её сделались большими-пребольшими, в них затаился испуг. — Мир, где мысль бессильна? Где всё нужно менять медленно, по крупиночке, руками, инструментами? Где летать можно только на специальных машинах? Где…

— Это ещё что! — Виктор уже пожалел, что испугал Ирку, и поспешил исправить ситуацию. — В этот раз было ещё хуже. Представляешь, в том мире я оказался лысым, пузатым и заросшим кучерявым волосом от плеч и до самой задницы.

— Ты? Лысый? С кучерявой задницей? — Ирка залилась смехом. Виктор тоже заржал, и сквозь смех выдавил:

— Ага, и ещё у меня были колючие усы.

— Странно, — ответила Ирка, лицо сделалось задумчивым, будто она что-то хотела вспомнить, да так и не вспомнила, — мысль не бывает беспомощной, может, ты ей неправильно пользовался?

— Правильно, не правильно, — начал раздражаться Виктор, — не в том дело. Главное, что это лишь сон.

Он сделал так, чтобы вокруг Ирки закружился сноп золотистых искорок, а её бокал вновь наполнился вином. Виктор взял кусок нежного мяса, тот растаял во рту. По пальцам сползала янтарная капля жира.

— Да, любимый, главное, что это сон.

Как ни крути, у меня получился замечательный мир, решил Виктор, и облизал палец. Мир, в котором моя Ирка соглашается со всеми моими бреднями — воистину, лучший из миров.

* * *