Спаситель мира

От удивления папа икнул и забыл закрыть рот. Стоящий посреди изящной мебели cinquecento[54] времен понтификата Климента VII солдат казался огромным, монументальным. Кровь и песок, перемешавшись, покрывали пластины его доспехов; десятки царапин, вмятин и следов огня свидетельствовали, что он только что вышел из боя. Лица не было видно за опущенным шлемом. Человек сделал два шага в сторону, словно потеряв ориентацию и пытаясь обрести равновесие, но быстро пришел в себя.

Восемь швейцарских гвардейцев, стоящих на посту у входа, тут же открыли огонь. Поскольку боевое оружие в папском кабинете было запрещено, они имели при себе только обычное вооружение. Пули рикошетили от «Вейнера», лишь добавляя ему несколько новых царапин.

– Вызовите специальные войска! – проревел в микрофон командир охраны. – Немедленно!

Солдат в экзоскелете приставил к плечу винтовку Т-фарад и прицелился в охранников.

– Прекратить огонь, оружие на землю! – приказал он через внешний репродуктор экзоскелета. – Выполнять!

Швейцарские гвардейцы продолжали стрельбу, не обращая внимания на ультиматум. Тогда солдат открыл огонь. Восемь залпов Т-фарад, и восемь человек рухнули на глазурованные плиты. Затем он повернулся к личному секретарю Урбана IX, который сидел за столом, перпендикулярным папскому, и, замерев, смотрел на разыгравшуюся сцену.

– Закройте бронированные двери! – бросил ему солдат голосом, который благодаря налобному репродуктору экзоскелета звучал как металлический скрежет. – Немедленно закройте бронированные двери или последуете за ними!

Он сопроводил последние слова красноречивым движением ствола винтовки в сторону лежащих у входа восьми тел. За дверями в вестибюле послышался шум и крики. Прибыли спецвойска. Секретарь сунул дрожащую руку под стол и незаметно нажал тревожную кнопку, которая управляла бронированными дверьми. Тяжелые плиты из сверхпрочного сплава с грохотом опустились перед всеми проемами и окнами зала, одновременно погрузив помещение в полную темноту. Однако продлилась она лишь мгновение: свет тут же автоматически зажегся снова. Солдат в экзоскелете, казалось, расслабился и перестал целиться в секретаря из своего оружия.

– Ну вот, теперь на какое-то время нас оставят в покое, – проговорил он, поворачиваясь к папе.

Подошвы его экзоскелета громко клацали по плитам. Он втянул забрало шлема, оно обнажило его голову и спряталось в ворот «Вейнера». Урбан тут же узнал Танкреда Тарентского, племянника Боэмунда Тарентского, экс-лейтенанта армии крестоносцев, расквартированной на… Акии Центавра.

– Вы, здесь! – побледнев, пронзительно воскликнул папа. – Клянусь Господом, как… такое возможно?

В это мгновение Урбан вспомнил, что он в прямом эфире по всем каналам мира. Он хотел встать и уже взялся было за подлокотники, но совсем лишился сил. Обычно в таких случаях личный секретарь кидался предложить ему руку. Но на сей раз тот, испуганный внезапным появлением, даже не приподнялся со своего стула.

Танкред Тарентский двинулся к Урбану IX. Каждый его шаг дробил или раскалывал плиты. Осколки керамики разлетались во все стороны.

– Сядьте на место! – приказал он. – Немедленно!

Гигант остановился меньше чем в метре от папы. Он был страшен. Урбан заметил, что тот вошел в поле зрения камер. Весь мир мог видеть это воплощение мощи, нависшее над хрупким стариком, каким был он сам. Следовало прекратить передачу. Урбан открыл рот, собираясь заговорить, но, словно прочтя его мысли, Танкред Тарентский обратился к операторам:

– Если хоть один из вас вздумает отключить камеру, уложу на месте!

Глухой шум доносился с другой стороны бронированных дверей. Спецвойска пытались взорвать их. К несчастью, подумал Урбан, они сверхпрочные, и, чтобы с ними справиться, понадобятся долгие минуты. А за это время может случиться что угодно. Он, обычно соображающий так быстро, никак не мог собраться с мыслями.

– Но… как? – залепетал он, сознавая, насколько жалко выглядит. – Как вы сюда попали?

Черты племянника Боэмунда Тарентского закаменели, словно он вспомнил, зачем пришел. Он наклонился, и его лицо едва не коснулось лица святейшего отца. Камера, снимавшая крупным планом, обеспечивала оптимальное изображение обоих мужчин.

– Она умерла у меня на руках, – прорычал бывший солдат, выделяя каждое слово.

Урбан ощущал запах крови, исходящий от боевого экзоскелета.

– Она умерла из-за вас! – продолжал Танкред. – Все, кто погиб на этой войне, обязаны этим вам лично, пресвятейший отец!

Он грохнул кулаками по подлокотникам кресла, и те разлетелись вдребезги. Урбан подскочил.

– Я должен бы стереть вас в порошок прямо здесь, в вашем бархатном кресле, чтобы навсегда помешать творить зло. Но я этого не сделаю. То, что вас ждет, гораздо хуже. За каплю крови каждую Твои глаза потоком слез заплатят![55]