Оба замолчали. В костре щелкали поленья, да поодаль шумно дышал спящий скот.
– Мы-то ладно, а вот кем Степашка станет? – спросил Иван, переходя на шепот. – Может, правду тогда сказал батя – дурачком растет…
– Цыц! – Петр сделал страшные глаза и многозначительно кивнул на Степашку.
– Спит он, – отмахнулся Иван. – Сам-то чего думаешь?
– Думаю, справедливо мать за те слова отцу затрещину влепила.
Иван с сомнением покачал головой:
– Суди сам: он же до пяти немой был.
– Немой, да с пониманием, – возразил Петр. – Заговорил – и слава богу. А что странный, с водой разговаривает, с песком да ветром, да на свирели свистит – так, может, дано ему что-то.
– Чего дано? – спросил Иван.
Петр пожал плечами:
– Почем мне знать? Все ж разные – даже мы с тобой, хоть двойня. Вот тебе дано было счету большому выучиться, а мне одна лишь грамота далась. Зато я любое полено с удара разрублю, был бы топор вострый. Может, Степашке дано что-то видеть, мал он пока, рассказать не в силах. А что в деревне посмеиваются – так на то мы и братья, чтоб в рыло сунуть за такое…
Степашка не выдержал и шмыгнул носом. Братья сразу осеклись.
– Проснулся, пловец? – спросил Иван. – Кипяточку плеснуть?
Степашка помотал головой и открыл глаза.
– Рассказывай, – пробасил Петр, – зачем ослушался? Чего в реку полез?
Степашка молчал.
– Гляди, – пригрозил Петр. – Все бате с мамкой расскажем.
Степашка сунул голову в плечи и всхлипнул.
– Испужался… – Иван потрепал его по плечу и заглянул в глаза. – Сам упал или увидал чего?
– Увидал, – кивнул Степашка и сбивчиво залопотал. Про твердую реку, про родительскую лодку, про крокодила…
Иван и Петр не перебивали, лишь переглядывались удивленно.
– Эвона как насочинял, – с уважением произнес Петр, когда Степашка умолк. – Сказочником растешь. Где ж такое видано, чтоб в нашей речке крокодил водился? Тут и рыбы-то крупной не сыщешь, одни раки.
Степашка молчал.
– Если тот крокодил снова высунется, сразу меня зови! – заявил Иван. – Ужо я ему бошку-то снесу напрочь! Как старшой брат обещаю!
– Да какой же ты старшой? – усмехнулся Петр. – Я старшой. Я бошку и снесу.
– Опять ты за свое? – обиделся Иван. – Я старшой и есть, мне мамка ленту на ногу повязала!
– Повязала, – кивнул Петр, – да наутро. А повитуха нас попутала – наверное, говорю! Она ж, царство ей небесное, так и вспоминала: первый вышел покрепше, второй послабже.
– Так то я покрепше и был! – обиделся Иван.
– А ты забори! – усмехнулся Петр.
– А заборю! – задорно крикнул Иван и кинулся на Петра.
Оба принялись кататься вокруг костра. Степашка смотрел на них круглыми глазами и вдруг расплакался в голос. Братья тут же остановились.
– Чего ревешь? – спросил Иван. – Мы ж понарошку.
– Игра такая, кто кого заборет, – объяснил Петр.
Степашка еще долго всхлипывал, и губы его дрожали.
– Вы, – смог он наконец выговорить, – мне оба старшие.
Иван приехал в село только через три весны. К тому дню Степашка каждый вечер читал родителям вслух последнее письмо Ивана, а к калитке выскакивал на любой шорох.
Иван приехал в полдень. Он сидел верхом на сильном скаковом ящере – породистом, с маленькой головой, размером со Степашкину, на длинной изящной шее. Ящер с достоинством шевелил ноздрями и перебирал на месте лапами, словно брезговал стоять на грязной хуторской земле. Кожаное седло было расшито серебряными нитями, на нем позвякивали бубенцы.
Но Степашка больше смотрел на Ивана. Брат сильно вытянулся и возмужал за эти два года. Одет он был в аспидно-черный кожаный плащ, а на голове его была такая же черная фуражка.
Пока Иван спешивался, обнимал мать, отца и Степашку, из деревни прибежал Петр – как был, в кузнечном фартуке. Братья обнялись, хлопая друг друга по спине что есть силы.
– Больно чем стучишь? – наконец выдохнул Иван.
– Прости, – смутился Петр. – Кольцо кованое…
– Здоровое какое! – Иван уставился на руку Петра. – Вот так гайка. Сам сковал?
Петр потупился.
– Ну, себе из железа, Аленке из золота… Помолвлены мы с нею, вот что…
Иван замер.
– Понятно, – произнес он наконец.
Петр неловко потоптался, не зная, куда девать взгляд, а затем уставился на ящера, который привез Ивана.
– Ишь ты, петербуржская порода! – с уважением произнес Петр, деловито ощупывая лапу, покрытую ровной, будто лакированной чешуей. – Тпру, стоять, скотина! Сразу видать, городской скакун, – объяснил он Степашке. – Разве же плуг такими стройными ногами потащат? Как с балета какого! – Он с уважением обернулся к Ивану. – Твой скакун?
– У друзей взял, – небрежно кивнул Иван.
– А вот подкован скверно, – заметил Петр. – Левая нога еще ход тянет, а правая, глянь, совсем не годна: срединный коготь аж выпадает с обвалка.
Петр со скрежетом пошатал дугу обвалка, показывая, как выпадает коготь, и принялся деловито расшнуровывать подпяточник. Ящер послушно стоял на одной ноге как вкопанный – чувствовалась серьезная выездка.
– Собьешь своему ящеру лапы, вон гляди, какие затиры появились! – укоризненно сообщил Петр, тыча под железную оковку. – Давай-ка, брат, я тебе его мигом перекую!
– А перекуй, коли мастер, – разрешил Иван.
Но отец поднял руку: