Спасти космонавта

Хлопнула дверь. Марат тоже поднялся, чтобы уйти, и почувствовал, как закружилась голова, – всё-таки выпито было прилично. Стараясь ступать твёрдо, двинулся на выход.

– А ты куда, Тагиров? Я тебя разве отпускал?

Морозов говорил зло, презрительно глядя на покрасневшего Марата:

– Ты берега потерял, лейтенант? Сидишь в кабинете начальника штаба батальона, бухаешь с этими… С чужими. Посреди рабочего дня! Или как от китайца звездюлей получил, так возгордился? Думаешь, эти ребята в разведку к себе заберут? Или в контрразведку? Ну, чего молчишь?

– Виноват, товарищ майор!

– Естественно, виноват. Я сейчас в твою роту молодого пополнения заходил – там бардак неописуемый! Дневальный все команды перепутал, табуретки не выровнены! Кантики на кроватях не отбиты! Сержант этот твой, как его… Дылда. Примачук, да! Ходит по казарме, воротничок расстёгнутый, сапоги с дырками. Чему он молодых научит? Какого хрена у него сапоги рваные, а?

– Так это, товарищ майор… У него же сорок восьмой размер ноги! Не достать новых сапог, таких на складах нет. И потом, он всё равно «дембель», домой уедет не сегодня завтра.

– У тебя на всё оправдание найдётся, я погляжу. Говорливый стал, не успел двух месяцев прослужить. Иди в роту, наводи порядок. Через час приду, проверю. И это. Луку поешь, что ли. А то будешь на бойцов перегаром дышать. Тьфу, срамота! Всё, вали отсюда.

Марат брёл сквозь пургу в свою роту, придерживая шапку, чтобы не сдуло. И завидовал Дерябе и его товарищам: вот мужики, настоящими делами занимаются. А тут «кантики» да «тумбочки»…

* * *

– Не замерзли, лейтенант? Пешком, наверное, шли?

Ольга Андреевна поставила чашку с обжигающим чаем перед Маратом. Села напротив, положив на стол тонкие руки. Рыжеватые волосы собраны в простой хвост на аптекарскую резинку, зеленые глазищи чуть-чуть подведены. В уютной вязаной кофте на пуговицах поверх васильковой блузки, и духи чувствуются еле-еле, как тонкая льдистая нотка в запахе осеннего леса солнечным октябрьским днём. Такая домашняя. Такая… Не твоя.

Тагиров покраснел, опустил глаза. Схватил чашку, глотнул горячую, как лава, жидкость, закашлялся.

Ольга Андреевна засмеялась:

– Ну что же вы, лейтенант. Не надо торопиться, никуда ваш чай не убежит.

– Да… Автобус ушел давно, а я опять на службе застрял. Вот, пришлось своим ходом добираться. Я вас сильно задерживаю, наверное? Извините, что опоздал.

– Не переживайте, Друг Народа. Полчаса у меня есть, давайте поглядим программу концерта на седьмое ноября.

Ольга Андреевна взяла пачку отпечатанных на машинке листов, обошла вокруг стола. Присела рядом:

– Торжественная часть как обычно: внос знамени, гимн, доклад командира дивизии… Примерно на полчаса. – Ольга зашелестела листками. – Ага, вот. Вы начинаете, открываете концерт, потом хор поёт «И Ленин такой молодой…» И дальше…

Женщина продолжала что-то говорить, а Тагиров кивал головой невпопад, чувствуя её совсем рядом, и горячее бедро касалось ноги, и запах туманил разум и звал куда-то…

– Вы меня совсем не слушаете, лейтенант. – Ольга Андреевна поднялась из-за стола, подошла к шкафу, сердито стуча каблучками. – Где-то тут был прошлогодний сценарий, там удачный переход между номерами, можно использовать…

Марат очнулся. Торопясь, начал оправдываться:

– Простите, и вправду задумался, день тяжелый был.

Ольга продолжала рыться в шкафу, не ответив. Не нашла нужного на верхней полке, изогнулась, ища ниже. Серая юбка обтянула тугую попку. Тагиров покраснел и отвёл взгляд. Господи, за что же такие мучения!

– Вот, нашла. – Ольга вернулась за стол, села напротив, скрипнув стулом. Наклонилась над мятыми листками, расправила розовым ноготком закручивающийся уголок. – И здесь стихи бы хорошо.

Верхняя пуговичка блузки нечаянно расстегнулась. Тагиров, не дыша, смотрел, как золотая тонкая цепочка сбегает в тайное ущелье между двумя восхитительными возвышенностями, прячась под белую пограничную полосу бюстгальтера.

Взгляд лейтенанта сейчас, наверное, мог прожечь толстый лист брони не хуже кумулятивного заряда. Ольга Андреевна подняла насмешливые глаза, застегнула пуговичку-кокетку. Тихо рассмеялась.

– Не отвлекайтесь, Марат. Стихи подобрали?

– Ну… Я думаю, Багрицкого, «Смерть пионерки». Это где:

Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лёд…

Ольга Андреевна неожиданно рассердилась, прикусила нижнюю губку.

– Дальше не надо про «молодость», я всё прекрасно помню… Есть ещё варианты? Мне казалось, что вы знаете много стихов, так что прошу меня не разочаровывать. Хотелось бы чего-нибудь неизбитого.

Марат растерялся, не понимая причину резкой перемены настроения. Ответил не сразу:

– Есть ещё «Баллада о бессмертии» Роберта Рождественского. Я читал на концертах, сильная вещь, по-моему.