Спасти космонавта

– Вам тебе, да! Он сказал: «Лейтенант, который комсомол, давай». Когда дембель ходил, мне давал, я тебе давал, – Фарухов скривился и сам исправился, – тебе вам давал. Свой щека три, красный там.

Тагиров понял, что на щеке остался след помады. Кивнул, сунул письмо во внутренний карман и побежал в зал, на ходу вытирая ладонью Ольгину метку, – готовиться ко второму отделению.

* * *

– Концерт окончен, дорогие товарищи! А сейчас просим всех пройти в вестибюль, где будут танцы. И, конечно, вас ждёт гостеприимный буфет. Ещё раз всех с праздником.

Зал загремел складными креслами, зашумел, двинулся к выходам. Ольга выключила микрофон, повернулась к Марату:

– Ну что же, поздравляю с дебютом. Всё прошло отлично, я в вас не сомневалась, мой лейтенант. Пойдёмте?

Тагиров кивнул, спустился со сцены, подал руку. Ольга, подобрав длинный подол, застучала каблучками по ступенькам.

– Что же, рыцарь, проводите даму в танцевальную залу. Надеюсь, вы не обещали первый тур вальса какой-нибудь легкомысленной девице и я могу на вас рассчитывать? – и засмеялась своим необыкновенным смехом.

– Ну что вы, Ольга Андреевна, никому я ничего не обещал, кроме вас.

– Хм. Странно. Мне казалось, что и мне вы ничего не обещали, ха-ха-ха! – Ольга явно развлекалась.

– А это у вас изумруды в серёжках? – спросил Тагиров, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Да. Под цвет моих глаз. И ваших, кстати, тоже. Муж привёз из Египта, в командировке там был.

У Марата резко испортилось настроение. Тем более что на выходе из зала их ждал полковник Сундуков. На удивление довольный.

– Ну чё, комсомол, молодцом. Как ты прям! До печенок своим стихом. Продрало! Ну, и без запинок вёл. Не опозорил честь рембазы. Ещё бы хоть в половину так же хорошо службу исполнял – глядишь, драл бы я тебя чуток пореже, ха-ха-ха!

Ольга искоса глянула на пунцового лейтенанта и с укоризной покачала головой:

– Ну зачем так, Коля? Сегодня же праздник, мог бы и не вспоминать о вашей… м-м-м… специфике.

– Ладно, я на завтра процедуру отложу, так и быть. – Дундук подставил локоть. – Давай, жена, цепляйся. Пошли, там банкет для старшего командного состава. Коньяк армянский, икра чёрная.

Они уходили – огромный, тупой, красномордый пузырь и гибкая, как зелёная веточка, нимфа. Муж и жена.

Ольга обернулась, одними губами прошептала «Спасибо» и послала воздушный поцелуй.

Лейтенант улыбнулся в ответ. И, воодушевленный, двинул в вестибюль, откуда уже грохотало:

Белые розы, белые розы,
Беззащитны шипы…

Народ ещё не успел зарядиться алкоголем, поэтому танцующих было мало. Марат заглянул в буфет и присвистнул: все столики заняты, у барной стойки не протолкнуться от страждущих. Люди, разгорячённые предвкушением качественной выпивки (в честь праздника начальство разрешило однократно нарушить «сухой закон», в буфет завезли монгольскую фабричную водку и даже какое-то вино), толпились, что-то друг другу вопили, передавали над головами бутылки и тарелки с бутербродами.

Решил зайти попозже, забрал в гардеробе шинель, накинул на плечи и двинул на улицу, покурить.

* * *

Было уже совсем темно, фонарь у входа очертил круг затоптанного, коричневого снега. От затемненной стены тихо окликнули:

– Марат! Покурим? А то я пустой.

Лейтенант пригляделся и узнал сутулую несуразную фигуру Серёжи Викулова. Тот вернулся после сопровождения «груза двести» совсем уже нелюдимым, ни с кем не общался и сутками пропадал в ремзоне, закопавшись в кишках электронных приборов с головой. Пришёл конец и горячим дискуссиям на военно-исторические темы – Сергей не предлагал, Тагиров не напрашивался. Тем более у самого дел хватало.

Марат протянул пачку, чиркнул спичкой. Затянулись. Викулов явно не знал, как начать разговор, а Тагирову было и так хорошо – в тишине и полутьме молчать и вспоминать лёгкий, как прикосновение цветка, поцелуй в щёку, слышное только ему «спасибо» одними губами…

Наконец Серёжа заговорил:

– Очень плохо почта работает. Только сегодня письмо пришло, а чего тут до Иркутска-то? Тьфу. А шло целых три недели! Я уж и не знал, чего подумать, у неё же соревнования, мало ли что…

Марат хотел было сыронизировать: мол, да, ёпонский городовой! Ещё бы, дорогой товарищ, понять, о чём это ты… Но удержался: Викулов говорил горячо, торопясь выложить побольше, пока не перебили. И, что очень удивляло, счастливо улыбаясь при этом.