Спасти космонавта

Тагиров прошёл на заставленную бутылками и мешками сухой картошки кухню. Присел, закурил. Вязьмин что-то тихо бормотал в коридоре, успокаивал. Потом вошли оба – Петя, бледный и трезвый. Шмыгающая носом Галина встала у входа, кутаясь в халат. Прапорщик тоже закурил, сказал:

– Я даже рад, что так вышло. Что всё кончилось наконец. Ханин ко мне каждую ночь приходил. Она вон говорила: «Хватит мучиться, иди, признайся, срок меньше тебе выйдет». Дождётся, мол.

Галя всхлипнула:

– Конечно, Петенька, дождусь. Родненький мой! – и опять заскулила, зажав рот рукой.

– Всё, хватит реветь. Дождётся она. Знаешь, сколько дадут за убийство? Если не «вышку» вообще, – помолчал, спросил у Марата: – А и правда, сколько дадут?

Тагиров пожал плечами:

– Я почём знаю? Я же не мент тебе, Уголовный кодекс не читал. Но за явку с повинной должны скостить, это точно.

Вязьмин вздохнул:

– Сейчас-то что. Я своё время упустил. Надо было сразу к Пименову идти, сдаваться. А ты же докопался до всего, теперь – никакого чистосердечного признания. По полной отгребу. И правильно. Я уже сам начал про петлю задумываться. Спать не могу, глаза закрою – Ханин стоит. «Может, не надо с утра пить-то, товарищ прапорщик?» А я говорю, мол, надо бухнуть за благополучное разрешение проблемы и за дембель твой, за счастье с Наташкой. Деньги ему отдал, чтобы успокоился. Потом, конечно, забрал из кармана. В «чамбуре» – то снотворное размешал… Натворил – теперь не отмолить. Никчемный я человек. Когда с Галкой познакомился – думал, вот оно, счастье. А, значит, не смог удержать его. Сам и виноват.

Сидели, молчали. Шебуршали под плинтусом тараканы, какую-то песню орали на улице ночные гуляки. Тикал будильник.

Марат вдруг почувствовал жуткую усталость. И жалость к этим глупым, жадным, несчастным людям. Подумал, решился.

– Короче, сделаем так. Завтра с утра идёшь к прокурору. Один. Всё рассказываешь, как было. Про меня и что сейчас случилось – ни слова. Ну, и в батальоне характеристики нормальные напишем, то-сё. Должно помочь, получишь по минимуму. Ложитесь спать, и я пошёл.

Встал, пошёл из кухни. Прапорщик выпучил глаза, не веря. Галина рухнула на колени, обхватила ноги лейтенанта:

– А-а-а, миленький! Спасибо тебе, спасибо…

– Встань, блин. Отцепись. Вон, Петю – дурака своего – обнимай, долго ещё не придётся.

Открыл входную дверь, обернулся:

– Вязьмин, у тебя времени – до двенадцати часов дня. Если не пойдёшь к Пименову – пожалеешь. Не подведи.

– Да куда я денусь?

Тагиров сбежал по ступенькам, успокаивая себя. Точно, некуда. Заграничные паспорта хранятся в сейфе начальника штаба, без них на границу не сунешься. Не в степь же ему бежать?

Прошёл, разделся. Рухнул в кровать и заснул мгновенно.

Через час дверь в квартире этажом выше тихо открылась, кто-то осторожно начал спускаться по лестнице, замирая при каждом шорохе…

Глава четвёртая. Белый саван

Немытое окно без занавесок освещалось уличным фонарём наполовину. Мутно-серый, как самогон, свет заползал в комнату и размазывался по полу неряшливым пятном.

Ольга Андреевна стояла у двери, замерев; думала о чём-то трудном. Потом решилась, отчаянно тряхнула рыжей копной. Ловко вытащила заколки – высокая причёска рассыпалась по плечам. Изогнулась, расстегнула застёжки, скинула туфельки на высоких каблуках. Вжикнула молнией, вывернулась из обтягивающего длинного зелёного платья. Забелела в темноте трусиками и чашками бюстгальтера. Проскользнула гибкой тенью, легла рядом, на подставленную Маратом руку. Прерывисто задышала, прошептала:

– Только не будем торопиться, хорошо?

Марат с трудом сглотнул слюну, прохрипел пересохшим горлом:

– Конечно, маленькая. Теперь-то нам куда торопиться? Вся жизнь впереди.

– Правда-правда? – потянулась мягкими губами. И отстранилась, сжалась – противно задребезжал телефон.

– Бззз! Бззз!

Марат умоляюще протянул руку, чтобы погладить нежную кожу, успокоить, – отрицательно покачала головой. Скользнула с кровати, нырнула в лужу серого света. И исчезла.

– Бззз! Бззз!

Тагиров проснулся, рывком сел на кровати.

– Бззз! Бззз!

Вскочил, поковылял непослушными со сна ногами, больно ушибся о ножку кровати. Матерясь, распахнул дверь, схватил трубку прыгающего от нетерпения на тумбочке в прихожей телефона.

– Лейтенант Тагиров.

– Товарищ лейтенант, тревога. Автобус пойдёт через пятнадцать минут от Дома офицеров.

– Чёрт. Который час?

– Четыре тридцать пять.

– Чего случилось-то?

Не отвечая, дежурный отключился. Марат, зевая, вернулся в свою комнату, тупо уставился на световое пятно на полу. Сон, такой яркий и натуральный, растворялся, оставляя странное, щемящее и сладкое одновременно чувство утраты. С улицы послышались скрип пружин и звонкие на морозе хлопки дверей – самые пунктуальные офицеры уже потянулись к местам сбора.

* * *

– Про меня что-нибудь говорил лейтенанту?

Вязьмин энергично замотал головой:

– Нет! Нет, конечно.

– А что ты сказал про оружие?

– Ничего. Не обсуждали этого. Вот те крест!

– Верю, верю. Не дёргайся, сейчас порешаем всё.

Прапорщик посмотрел на собеседника с испугом и надеждой, сказал: