Колонна под командой Марата из восьми бортовых грузовиков покинула парк только к вечеру. Весь день ушёл на суматошные сборы: заводили и проверяли технику, заправлялись. Подбирали и инструктировали экипажи, в каждом – по два солдата или сержанта: в степь в одиночку ехать опасно, мало ли что с машиной… Тагиров охрип, ругаясь с кладовщиками, начальником службы горюче-смазочных материалов, старшинами рот. Надо было экипировать бойцов валенками; полушубков не хватило, как и паяльных ламп. Нормально было только с сухим пайком, получили на трое суток.
Наконец Марат выстроил свой маленький отряд у бокса для последнего инструктажа. Мимо вытягивалась колонна бронетанкового ремонтного батальона, здоровенные «Уралы» ревели дизелями, приходилось перекрикивать.
– Выдвигаемся по маршруту «Парк – железнодорожная станция Сумбэр», расстояние – двенадцать километров. Там грузимся сеном, везём в урочище Батхуй, расстояние – двести семьдесят километров. Возвращаемся на станцию, дозаправляемся, получаем следующую задачу. Пока вот так. Дистанция в колонне – тридцать метров, скорость – сорок километров в час. Ехать придётся ночью, так что не расслабляться. Если поломка и сами исправить не можете – стойте на месте. По маршруту будет ходить «летучка» с ремонтниками. Перемещаться только в составе колонн! А то заблудитесь ещё. Вопросы есть?
– Есть! – весельчак сержант Димка Жигалин невинно поинтересовался: – Товарищ лейтенант, как, вы сказали, урочище зовут? Как-то на букву «ха»?
Бойцы заржали. Тагиров и сам не сдержался, улыбнулся:
– «Батхуй» по-монгольски означает «сильный вихрь». Так что никакого фрейдистского подтекста, а только лишь природная особенность.
Друг Жигалина, вечно хмурый Ваня Ершов, поинтересовался:
– А жрать-то будем когда? Или всю ночь по степи кататься, не жрамши?
– Не «жрать», товарищ ефрейтор, а «принимать пищу». Ты же не свинья, верно? Поужинаем на станции, пока погрузка. Если там успели полевую кухню развернуть. И вот что! Если вам выдали сухой паек на трое суток – это не значит, что его надо слопать в первые три часа. Это я для ефрейтора Ершова персонально сказал, но и остальных касается. Я буду проверять. Всё, если больше нет вопросов, по машинам. Бегом марш!
Лейтенант посмотрел, как экипажи разбегаются по местам, и поднялся в кабину головного «зилка». Кивнул своему водителю Фарухову:
– Давай, Шухрат. Заводи.
Узбек мрачно кивнул и повернул ключ зажигания. Он был явно недоволен, что его выдернули из тёплой ротной каптёрки, оторвали от пересчёта постельного белья и подштанников и отправили чёрт-те куда, на мороз.
Впереди закупорил выход из парка «Урал» танкистов – заглох не вовремя. Наконец, тронулись, на первой передаче подъехали к шлагбауму, опять встали.
– Я тебе вам письмо давал, сам читал? Примачук странный – зачем письмо? К вам тебе сам ходил, сказал, что хотел. – Нарушил молчание Фарухов.
– Ё-моё! – Тагиров хлопнул себя по лбу. – Совсем закрутился, забыл!
Выскочил из машины, побежал к контрольно-техническому пункту, на ходу выковыривая из внутреннего кармана серый конверт. Кому бы отдать?
У шлагбаума стоял Воробей с важным видом, что-то помечая в журнале.
Марат обрадовался:
– Слава богу, Лёха! Надо вот что сделать…
– Я вам не «Лёха», а «товарищ старший лейтенант». Дисциплинка у вас, у политработников, ха-ха-ха! – Воробей получил новое звание совсем недавно и очень этим гордился.
– Да ну тебя, тут не до смеха. Вот это письмо надо срочно майору Пименову отдать.
Алексей по лицу Тагирова понял, что дело серьезное, ржать перестал. Растерянно сказал:
– Так не получится срочно. Пока колонны отправим, то-сё. Вечером смогу, когда домой пойду, а прокурор-то уже вряд ли на месте будет. Они же – интеллигенция, позднее восемнадцати не задерживаются.
– Воробей, постарайся. Тут про настоящую причину смерти Ханина. И про хищения на складе. Только никому пока, кроме прокурора, понял?
Лёха озабоченно закивал, пряча конверт. Поинтересовался:
– На словах что передать?
Марат помотал головой:
– Ничего. Мол, я письмо получил, прочитал, сразу передал. Всё. Давай, мы двинулись.
– Удачи!
Тагиров вернулся в машину. Подумал: «Всё правильно, Петька уже с повинной пришёл, а подробности ему только повредят». Довольный собой, хлопнул Шухрата по плечу:
– Вперёд, сын Азии! Повеселее, нас ждут великие дела.
Колонна, чихая моторами, двинулась по разбитой дороге.
Майор Пименов хмуро выслушал монгола. Резюмировал:
– Во, дела! И что, по-другому никак было не решить? Обязательно этого прапорщика-балбеса закрывать надо?
– Действительно, – поддержал начальник особого отдела капитан Мулин. – Доржи, зачем такие радикальные телодвижения? Мы же тебе местных спекулянтов, пойманных на территории городка, выдаём, а не расстреливаем у стенки. Ты прекрасно понимаешь, что твои шишки улан-баторские сейчас вой поднимут, побегут к нашему командованию, а оно такую волну нагонит – всех накроет, с головушкой. Подставишь нас, вот и всё. Отдай нам его потихоньку, мы сами тут разберёмся. В двадцать четыре часа – в Союз, и прочие прелести.