Спасти космонавта

– Ни фига, – горько вздохнул Ершов. – Умерла бабушка. Вот как меня призвали – почти сразу. Телеграмму ротному принёс, а он говорит: «Иди, служи, душара, без тебя похоронят. А то у вас всех родственников полно, если к каждому сдохшему ездить – так и на армию времени не останется». Представляешь! Я, если честно, даже потом ночью плакал. Обидно. Даже не потому, что не отпустил попрощаться, а за его слова.

Ванька перестал жевать, уставился неподвижным взглядом в лобовое стекло. Будто хотел рассмотреть там, в чернильной темноте, свою ласковую бабушку.

Димка, чтобы отвлечь друга, заговорил:

– Молодец, что ручку нашёл. А то я уж думал: если не заведёмся – придётся колёса жечь, как капитан Миронов.

– Кто?

– Ну, Миронов, который комсомольцем до Тагирова был. Не знаешь эту историю, что ли?

– Чего-то слышал.

– У него девка на «вертолётке» жила. Вот он жене сказал, что дежурство, комбатовский уазик без спросу взял и поехал к любовнице ночью, зимой. Естественно, по пьяни заправиться забыл, дорогу потерял, заблудился. Сам рассказывал: «На горку поднимусь – вот они, огни «вертолётки», в распадок спущусь. Вроде направление строго выдерживаю, на следующую поднимусь – огни справа уже, потом – слева». Покрутился, всё топливо истратил. Начал замерзать, делать нечего – запаску снял, остатками бензина плеснул, поджёг. Так к утру все колёса и спалил. Геологи огонь увидели, нашли его, вывезли.

Ванька заржал:

– Точно, вспомнил! Ещё отправляли «летучку» туда, к уазику, колёса отвозили. Юрий Николаевич, уж на что вежливый дядька, и то матерился на весь штаб. Да, Миронов прикольный был, всё время что-нить учудит. Не как этот новенький, Тагиров.

– Он просто молодой ещё, не заматерел. А может, воспитание другое.

Поболтали ещё о всякой ерунде. Всё тише, всё медленнее произнося фразы; разговор истончился и исчез совсем. Тёплый уют печки, сонное фырчание мотора убаюкивали. Димка Жигалин колебался на границе яви и сна, иногда тревожно вздрагивая от горького дурмана выхлопных газов. Пытался вспомнить о чём-то опасном, неправильном – и забывал, уплывал куда-то. Он парил в невесомости, в кабине грузовика, чудесным образом превратившейся в космический корабль «Союз». Огромные монгольские звёзды заглядывали в иллюминаторы, дружески подмигивали и приглашали присоединяться, вместе путешествовать по бархатной бесконечности – уже не ледяной и равнодушной, а доброй, понимающей.

А Ванька Ершов шёл по бабушкиному огороду, вдыхая запах смородинового листа и нагретых солнцем спелых помидоров. У распахнутой калитки стояла нарядная баба Дуся, в любимой красной кофте и в белом, с цветами, платке. Смотрела на Ивана из-под морщинистой руки, ласково улыбаясь. Потом кивнула, зовя за собой, и пошла по тропинке через луг, пестрящий розовыми метёлками иван-чая.

Двигатель дохлебал последние капли бензина и заглох.

* * *

Чёрт возьми, ситуация выходила из-под контроля. Мысль спрятать русского прапорщика в монгольской милиции пришла впопыхах и казалась на тот момент верной – нельзя было допустить, чтобы до Вязьмина первой добралась советская контрразведка. Контрабандный жемчуг отвлёк внимание от главного, это хорошо. Но время утекало, и всё вероятней становилось, что непоправимое произойдёт. Прапорщик знает мало, но и за тонкую ниточку, если умело потянуть, можно вытащить крепкую веревку, а потом и петлю соорудить. И засунуть в неё всю чойренскую резидентуру.

Монгол выкинул окурок в форточку. Красный огонёк чиркнул по грифельной доске ночи. Будто поставил точку: решение принято.

События ускорялись. Время подрагивало, предчувствуя гигантские сдвиги. Которые – хрясь! – сломают позвоночник эпохе.

* * *

– Вы, капитан, будто не понимаете всей тревожности происходящего. – Представитель особого отдела армии строго блеснул стальной оправой очков. – У вас тут под носом чёрт-те что творится. Ревизия подтвердила хищение оружия и боеприпасов, так? Куда это всё делось, а? Битый час разговариваем – ни одной толковой мысли не услышал. Почему монгольская милиция не идёт на контакт, не выдаёт Вязьмина?

Мулин развёл руками:

– Сам в толк не возьму. У нас всегда были нормальные рабочие отношения, а тут – упёрлись, и всё. Вообще в последнее время монгольские товарищи как-то… отдалились, что ли.

Начальник вздохнул, неожиданно согласился:

– Это так везде сейчас, у союзников. Вы не представляете, что в Польше творится, в Германии. Просто невозможно стало работать! Да и в Союзе, если честно, дымом попахивает. Особенно в Прибалтике и Закавказье. А в Монголии явные признаки оживления китайской агентуры, имеющей связи с местными националистами.

– Представляю, – буркнул капитан. – Сводки-то читаю.

Начальник встал. Прошёлся, разминая ноги. Посмотрел в окно: небо на востоке серело, готовясь к рассвету. Тихо сказал:

– Что-то такое идёт, непонятное. Будто воздух меняется.

Резко повернулся к Мулину. Словно отгоняя наваждение, нарочито официально закончил: