Спасти космонавта

– Рот закрой, умник. Сам знаю.

Щёлкнул тумблер. Длинные жёлтые языки света исчезли, юркнули обратно в фары. В кабину забралась тишина, только чуток по-комариному поныла под капотом какая-то шестеренка, да булькнуло что-то в радиаторе. Потрескивало на морозе железо.

Последние красные глазки на подъёме мигнули на прощание – и исчезли.

Димке вдруг стало так хорошо в этой тишине, в прокуренной кабине. Не хотелось никуда ехать, а просто вот так стоять в огромной пустой степи и не думать ни о чём.

Ванька, видимо, испытывал что-то подобное. Сидел, молчал.

Наконец, очнулся, завозился с замком зажигания. Стартер захлёбывался, не схватывал, каждый раз визжа всё жалобней и короче. Наконец, сдох окончательно.

Димку всё не покидало это чувство отстранённости, даже ругаться не хотелось на бестолкового Ершова. Будто это не они застряли чёрт-те где, в промёрзшей пустыне, с севшим аккумулятором. Наконец, вздохнул, отгоняя наваждение, сказал ругающемуся шепотом Ваньке:

– Кривой стартер доставай. Крутить будем.

– Щас.

Вылезли из кабины – мороз сразу ударил в лицо, полез под шинель. Пока Ершов громыхал железками в ящиках для запасных частей, Дима смотрел на небо. Там висели огромные, невидные в гарнизоне звёзды и помаргивали, будто силясь разглядеть из своих немыслимых высот крошечный коробок автомобиля посреди гигантского смятого одеяла пустыни и двух букашек рядом с ним, смешно шебуршащих лапками в тягучей чёрной смоле.

Подошёл Иван, стуча зубами от холода и нервяка одновременно:

– Всё, капец. Нет рукоятки.

– Блин, ты когда её проверял?

– Не помню. Осенью вроде была. А может, нет. Полезли в машину, дубак страшный.

Димка понимал, что надо что-то предпринимать: в кабину уже забирался мороз, разрисовывал инеем стёкла. Но он никак не мог собраться, разозлиться на что-нибудь. Беззвучная громада степи внушала спокойствие и даже симпатию к некузявому Ершову и к несчастному обессилевшему «зилку», ругаться совершенно не хотелось.

– Чего делать-то будем, а? Замёрзнем на хрен. А, Дим?

– Давай поедим. Где там сухпай у тебя припрятан?

Иван удивлённо посмотрел на товарища:

– Ты это… Нормально себя чувствуешь?

Жигалин тихо рассмеялся:

– Хорошо я себя чувствую. Чего теперь-то суетиться? Давай лучше перекусим, доставай вещмешок.

Ершов удивленно промолчал. Привстал, развернулся, начал шарить за сидениями. Звякнул железякой.

– Во, Димка! Ручку нашёл! Тут была!

Жигалин улыбнулся:

– Ну вот, а ты нервничал. Сейчас заведёмся да погреемся.

* * *

Доржи добрался до своего отделения поздно вечером. Вязьмин сидел один в «обезьяннике». Сотрудники норовили лишний раз пройти мимо, чтобы насладиться необычной картиной: русский за решёткой. Инциденты с советскими и раньше иногда бывали, но нарушителей, как правило, сдавали военному патрулю, на чём всё и заканчивалось. Теперь же произошло развенчание неприкосновенности «старшего брата», и монгольские милиционеры воспринимали событие со смешками и душевным волнением.

Капитан велел привести задержанного, предложил сигарету. Петр хмуро отказался и заявил:

– Ничего говорить не буду. Консула зовите.

Доржи хмыкнул. Расстегнул молнию на изъятой серой спортивной сумке, заглянул внутрь. Наваленные кучей нитки речного жемчуга, продолговатого, мелкого и неровного, напоминали клубок опарышей.

– Мда, тут целое состояние. За что тебе заплатили, прапорщик? За убитого пацана? Или за краденые автоматы? И самое интересное – кто?

Вязьмин сжался, побледнел. Пробормотал:

– Ничего не знаю. Без консула отвечать не буду.

Монгол пожал плечами. Убрал сумку под стол, закурил. Тихо продолжил:

– Дело твоё. Только зря думаешь, что ваши тебя выручат, – скорее, наоборот. Натворил ты дел, на хороший срок потянет. Консул из Улан-Батора долго ехать будет, так что пока в нашей зоне посидишь, в штрафной одиночной камере. Двадцать километров отсюда. В отделении условий нет для такого опасного преступника, сбежишь ещё.

– Почему в зоне, а не в СИЗО[14]? – испуганно спросил Петр.

– Тут не столица, нет у нас его. Это у вас, в России, всё для людей: тюрьмы, изоляторы, зоны разного режима, на любой вкус. Прогресс, словом. А мы люди отсталые, простые. Так что, вызываем консула? Или без него разберёмся?

Прапорщик помотал головой:

– Вызывайте.

– Ну, как знаешь. Утром отвезём в одиночку. Руки покажи.

Надел наручники и отправил в «обезьянник».

* * *

Уютно рокотал движок «зилка», печка гнала горячий воздух в кабину. Ершов, весь обсыпанный серыми крошками, нещадно чавкал, пожирая сухари из пайка. Жигалин поморщился:

– Как ты их лопаешь, в таких количествах? Невкусно же.

Иван согласился:

– Конечно, не бабушкины пирожки. Знаешь, какую моя бабушка Дуся вкуснятину пекла? С яблоками, с рыбой! А шанежки какие? С рассыпчатой картошечкой, корочка – желтая с коричневыми пятнышками. И маслица сверху положишь, оно тает, течёт. Эх!

– Аппетитно говоришь. – Димка сглотнул слюну. – Ничего, дембельнёшся через полгода – наёшься пирожков.