– Да все уже всё знают. Не до тебя сейчас ни комбату, ни начальнику базы. Комиссия в штабе, из Улан-Батора приехала. Только треск стоит, летят клочки по закоулочкам. Про ревизию склада вашего слышал?
– Что там?
– Хищение. Восемь автоматов, несколько тысяч патронов, два ящика гранат. Трындец, короче. Давай, дуй к Пименову. Вазелин есть или подарить, ха-ха-ха!
Посмотрел в чёрное лицо Марата и осёкся.
– Так, Тагиров, садись, пиши объяснение. Как технику проверял перед маршем, как бойцов инструктировал. И почему они у тебя элементарных правил техники безопасности не знают, что нельзя двигатель на холостых оборотах гонять долго, а надо остановки делать, чтобы не угореть. Или хотя бы кабину проветривать. – Прокурор протянул чистый лист бумаги. – Всё пиши, подробно.
– Инструктировал я, и подписи с них собраны. Меня посадят теперь, товарищ майор?
– Посмотрим. Давай пиши. Есть полчаса, потом должен ваш комбат подъехать, заберёт тебя.
– А зачем?
– Не знаю. Наверное, повезёт обратно на рембазу, там у вас толпа проверяющих. Крови жаждут. Прогремел твой батальон на всю Советскую армию – трупы грудами, оружие пропало.
Марат понурил голову, начал писать. Закончил один лист, попросил второй. Вздрогнул, когда зазвонил телефон, затравленно посмотрел на дребезжащий аппарат. Прокурор взял трубку, ответил:
– Майор Пименов, слушаю вас. Привет, Доржи, что там у тебя стряслось? Не удивлюсь, если на достигнутом не остановился и парочку генералов наших арестовал. Да слушаю я тебя, говори.
Дверь открылась, без стука вошёл майор Морозов. Подошёл, молча пожал руку вскочившему Марату. Похлопал по плечу – и почему-то стало легче.
Подождал. Когда прокурор положил трубку, сказал:
– Я забираю лейтенанта, ему отдохнуть надо. А то он до вечера не доживёт, полудохлый уже.
– Не спешите, майор, тут разговор… Должен подъехать начальник монгольской милиции, у него какое-то важное дело к Тагирову.
– Хватит пацана мучить, ему и так досталось. И ещё достанется. Потерпит ваш кампан до завтра.
Когда вышли на улицу, Марат искренне поблагодарил:
– Спасибо вам, Роман Сергеевич. И вправду что-то я устал от всего этого. А мне сказали, что командир батальона приедет. Полковник не смог, да?
– Юрия Николаевича отстранили от должности и вызвали в Читу, на ковёр к командующему округом, – Морозов вздохнул. – Дело плохо. Как бы не отправили вообще в отставку. Меня назначили исполняющим обязанности комбата.
Тагиров растерянно протянул:
– Во дела… Поздравляю, товарищ майор.
– Дурак ты, комсомол. Я, конечно, мечтал стать командиром батальона. Но не такой же ценой. Ладно, пошли ко мне, жена рассольник сварила.
– Не, ну что вы. Неловко.
– Это я, как твой начальник, буду решать, что тебе неловко, а что – в самый раз. Пошли, тебе отвлечься надо.
Тагирову и вправду не хотелось переться в пустую холодную квартиру, где из еды была одна свиная тушенка, и даже хлеб кончился. А ел он в последний раз вчера. Всё-таки субординация иногда выручает из щекотливых ситуаций. Может, и неудобно идти к начальнику ужинать, а приказал – так придётся выполнять.
Дома у Морозова было хорошо. Не роскошно, а именно уютно: какие-то половички, вышитые хозяйкой полотенчики, хрустальные рюмки и старомодная супница с дымящимся вкуснейшим рассольником. Единственным признаком богатства был здоровенный японский двухкассетный магнитофон – мечта любого советского офицера. Тагиров заметил:
– Чудесно у вас. И мебель, и посуда – прямо как в Союзе. Двухкассетник здоровский. А то вон у Воробья руины какие-то дома, даже вилки покалеченные, двух чашек одинаковых нет.
Майор засмеялся:
– Да просто он великий комбинатор, твой Лёха. Домашние вещи оптом монголам продал, они всё подряд скупают. У самих же нет ничего. Потом ходил по коллегам, побирался – где рюмку выпросит, где табуретку. А магнитофон я на чеки купил, которые в Анголе заработал. Торчал там два года, учил с переменным успехом негров из гаубиц стрелять.
Морозов разлил водку из графинчика. Выпили, поели. Жена майора, очень милая женщина, всё подкладывала Марату какие-то салатики и закуски. Потом ушла к соседке, сославшись на срочное дело.
Тагиров чувствовал, как отпускает жуткий холод, оттаивает ледяной комок внутри. Но тут Роман Сергеевич снова разлил и предложил:
– За погибших пацанов. Не чокаясь.
И снова заныло сердце. Лейтенант осушил одним глотком, замолчал.
Комбат положил руку на плечо:
– Не вини себя, комсомол. Не всё от нас, командиров, зависит. Хотя отвечаем мы за всё, уж такая судьба. И каждая мальчишеская смерть – на нашей совести и рубцом на сердце. Потому и на пенсию уходим в сорок пять, с болячками, как у семидесятилетних. А некоторые и помирают сразу, как в отставку выйдут. Как говорится, снял портупею и рассыпался. Есть такая профессия – Родину защищать, лейтенант. Фильм «Офицеры» смотрел? Вот то-то.
Марат помотал головой, горячо заговорил: