Спасти космонавта

Тагиров поднялся на пару ступеней, заглянул в кабину: света нет, осколки стёкол усыпали пол. Бесформенной грудой лежащее тело вдруг застонало, повернулось набок. Марат радостно заметил:

– Врёшь, кампан! Живой твой машинист.

* * *

Постанывающего монгола осторожно вытащили из кабины – там было тесно, не развернуться. Положили на подстеленную шинель, осмотрели. Викулов поправил очки, проворчал:

– В руку. И в грудь, вроде навылет.

– Перевяжешь? – спросил Марат.

– Попробую. Если найдём чем.

– Давай, Серёга, постарайся. Нам минут десять продержаться, потом помощь подъедет. Лёха, помоги ему.

Появившийся невесть откуда Воробей кивнул. Викулов пробормотал вслед:

– Спасибо, Марат, что командование на себя взял. Я растерялся чего-то…

Тагиров хмыкнул, не стал отвечать. Пошёл вдоль состава – двери в некоторых вагонах открылись, оттуда торчали головы любопытных, но спрыгивать побаивались. Бойцы важно покрикивали, наводя автоматы:

– Ну куда ты, чёрт нерусский? Дверь закрой.

У третьего вагона какой-то шум, крик. Пассажир возмущался:

– What’s happened? I’m correspondent of the Sidney Times! You’re obliged to answer my questions![21]

Сержант пожаловался:

– Товарищ лейтенант, эта харя зарубежная всё чего-то лопочет, меня не слушается. Можно, я ему по башке врежу?

– Погоди, он журналист вроде. Нам международные скандалы ни к чему. – Тагиров напряг память. Запинаясь, сказал иностранцу:

– Ретёрн он ёр плейс! Э-э-э. Данжерос![22]

Тот растерянно спросил:

– What exactly is dangerous? I don’t understand[23].

Тагиров, злясь на себя за плохое знание языка потенциального противника, начал мучительно вспоминать хоть что-нибудь по-английски, соответствующее моменту. Однако из глубин подсознания всплыл только текст сказки про Красную Шапочку из программы шестого класса. Марат обмер и понёс какую-то ерунду:

– Террибл вулфс аттакд зе трейн! Ви рискьюд ю! Ретёрн он ёр плейс, плиз![24]

Ошарашенный корреспондент, бормоча извинения, быстренько исчез.

Воодушевленный Тагиров шёл вдоль состава и орал:

– Хьюг монголиан вулфс аттакд зе трейн! Данжер ремейнс! Тейк ёр ситс, плиз![25]

И на всякий случай добавил по-немецки:

– Дер гроссе вольф[26], блин! Всем – брысь под лавку!

* * *

Явление ответственных работников Международного и Военного отделов ЦК КПСС в Читу стало неожиданным и очень неприятным событием для приглашенных на совещание начальников Забайкальского военного округа и местных спецслужб. Армейские генералы утирали платками обильный пот с багровых лбов, нервно топчась в просторном холле зала конференций обкома партии. Контрразведчики и разведчики стояли подчеркнуто раздельно, своими кружками; старались держаться нарочито бодро, но и в их глазах нет-нет да проглядывала тоска. Кто же его знает, зачем московские товарищи пожаловали? И что ждёт приглашенных: обычный разнос с инфарктами в итоге или, упаси господи, полноценный разгром с лишением партбилетов, шельмованием в газете «Правда», последующим забвением и даже тюрьмой?

А ведь давно что-то такое в воздухе копилось! Ну не могли поверить проверенные бойцы партии, что вся эта свистопляска с перестройкой и гласностью – всерьёз. Многие из них, конечно, с высоких трибун громогласно хвалили новую линию; но внутри-то хитро сами себе подмигивали: нас не проведёшь, мы воробьи стреляные! Бросится кто-нибудь очертя голову буквально выполнять революционные решения – и его тут же возьмут на карандаш. Мол, слаб товарищ, болен либерально-демократическими мечтаниями. И как только наступит заранее назначенная минута, вытащат таких вот, нестойких, за ушко – да и на солнышко!

Нелегка судьба чиновника на Руси. Хотя сладка, конечно. Лизать-то оно всегда проще, чем гавкать да кусаться. Но и расплата может прийти лютая.

Пригласили наконец товарищей в зал. Долго столичный докладчик бубнил про свежий ветер в кремлевских коридорах, перечислял скромные местные достижения. Наконец, добрался до главного, ради чего приехал: про ситуацию в братской Монголии заговорил.

– Не всё просто у наших соседей, товарищи. Поднимает голову монгольский национализм, популярными становятся идеи о «подлинной независимости», самостоятельности какой-то. Можно подумать, что наши отеческие наставления, подсказки как-то их самолюбие задевают. Или что улан-баторские друзья лучше старших братьев понимают, что им нужно. Это, товарищи, просто как вот первоклассник, который капризничает и не желает слушаться учителя. Или, простите уж такую откровенность, но тут все свои – как баба, которая сверху хочет. Смешно, честное слово!

Армейцы, особисты и разведчики одобрительно загудели, захихикали: действительно, смешно. Отлегло у некоторых на сердце: вроде виноватые названы, и они не среди присутствующих, а по ту сторону границы.

Эх, рано расслабились. Построжал московский гость, добавил металла в голос: