Взгляд напарника стал отстраненным. И Петрович понял, что если Никола потребует оговорить напарника, тот согласится и подпишет любые бумаги, подтвердит любую клевету.
А Никола если захочет, то найдет и нарушения, и провинности, а то и преступление припишет. И его товарищ отведет глаза, но подтвердит любое обвинение.
Многие, ох многие, большинство, живут по принципу – моя рубашка ближе к телу. По этому принципу и выживают.
– Сегодня я еще не уволен?– иронически спросил он.
–Да, чего ты, Петрович, – засуетился Серега. – Может, рассосется. Перебесится Никола. Не бери до головы. Ехать надо. Мертвого ребенка в общежитии лесотехнического колледжа нашли.
–Как мертвого??
– Да, грудного в мусорке около общежития.
–Поехали.
В общежитие лесотехнического техникума жили студенты, проходившие практику в местном лесохозяйстве. Вызовы милиции туда случались, но не слишком часто: кражи по мелочи, драки по пьянке да молодой запальчивости. Но труп. Да еще и детский. Это было из ряда вон выходящее событие.
Петрович и Сергей молча ехали до общежития. Они впервые чувствовали себя неловко в обществе друг друга. Напарник молчал, и Петрович понимал почему. Он мог бы сказать слов поддержки, посочувствовать, поругать начальство, но уже чувствовал свою отстраненность от Петровича, И не хочет тратить слова и душевные силы на поддержку бывшего напарника
Тяжело стало Петровичу. Захотелось жестко выругать Сергея, припомнить ему свои обиды: сколько раз он прикрывал его, всегда делал самую тяжелую и неприятную часть работы. Но он сдержался. Упрекать, обижаться – это себя в первую очередь унижать.
У общежития, длинного кирпичного здания, окруженного жиденькими березками, толпилось десятка три студентов. У входа стояла директор, сухощавая женщина с нервным лицом в строгом костюме, окруженная преподавателями – дамами в трикотажных костюмах с залитыми лаком прическами.
Директор повела милиционеров в свой кабинет. На стуле лежал сверток из перепачканных кровью полотенец, из него выглядывала крошечная ножка.
Надо было развернуть сверток, осмотреть ребенка – но никто не решался. Наконец, Петрович собрался с духом и приподнял окровавленный край полотенца. Крошечный мальчонка, застывший в позе новорожденного, пронзил душу своей неподвижностью. На правую ручонку была намотана пуповина.
– Вчера родился, – с болью сказал Петрович.
«Ужас-то какой!!!» – прошептала директор и заплакала.
– Успокойтесь, возьмите себя в руки. Вам надо ответить на несколько вопросов, – он взял директора под локоть, вывел из кабинета.
Но разговор оказался бесполезным. Директор ничего не знала, не видела, не слышала и уверяла, что все девочки вроде неплохие, никто ни в чем не замечен. Какой ужас, что это случилось в ее общежитии, что она скажет начальству?? Как ей оправдываться? Ее накажут, а она ни в чем не виновата!!
– Да я не об этом надо сейчас думать?? – не сдержался Петрович. – Ребенку сутки самое большое, значит, родился здесь. Не может быть, чтобы никто ничего не видел, не слышал. Девочка ведь с животом ходила. Рожала в муках. Стонала, кричала.
Но директор причитала: «Что я скажу заведующему районо Ивану Сергеевичу???»
– Вы бы об этом ребеночке несчастном подумали, о девушке, которая судьба себе изломала. А вас мнение начальства беспокоит!! Оно-то живо-здорово! – прикрикнул он на директрису.
Он сказал, что обязан побеседовать со студентами, сотрудниками – со всеми, кто здесь работает. Директриса неохотно дала согласие.
Петрович и Серега зашли в кабинет медсестры. За столом сидела испуганная девочка в белом халатике. Бледненькая, она сжимала в руках пузырек с валерианкой. Увидев милиционеров, спросила: «Эта я виновата??»
– Да что вы, – заулыбался Сергей, привыкший по-холостяцки заигрывать с девушками. – Но вы можете нам помочь??
Девочка с готовностью кивнула и глубоко вздохнула.
Но, не смотря на искреннюю готовность, она ничего не знала, не видела.
Они отправились к «месту преступления». Старый ржавый контейнер для мусора с надписью ОБЩ была заполнен упаковками из-под сладостей, косметики и прокладками. В центре мусора вмятина, в ней и лежал малыш, завернутый в казенные полотенца.
– От переохлаждения младенец умер. Первые дни организм еще очень слабенький, час-два ночью полежал и все…– сказал Петрович.
Он остро вспомнил новорожденного сына, внучку. И тот парализующий трепет, с которым он брал беззащитного человечка на руки.
Помолчали с Сергеем, словно почтили память малыша
Петрович уже не мог избавиться от чувства неловкости в обществе Сергея и сказал, что сам обойдет общежитие. А напарник пусть поищет потенциальных свидетелей, поговорит с кухонными работниками, уборщицами, дворником.