– Я изучала многие типы импульсивного поведения. Со временем оно имеет тенденцию только усугубляться. Алкоголики начинают больше пить, наркоманы увеличивают дозы, люди, склонные к рискованному поведению, не могут сами избавиться от этой склонности. И я боюсь, что в какой-то момент вы, Никки, отреагируете на какую-нибудь ситуацию таким образом, что последствия этого станут необратимыми. Вы можете сделать что-то такое, чего уже не сможете исправить.
– Возможно, иногда бывает
– Даже если они разрушают вашу жизнь?
– Я не склонна к саморазрушению. Я не какая-нибудь психопатка. В этом мире есть люди, которым нужна помощь.
– И вы считаете, что должны им помочь.
– Я считаю, что кто-то же должен…
– Время сеанса закончилось. Увидимся на следующей неделе, хорошо?
– Можно подумать, у меня есть выбор.
20
Я встретилась с Миллером на рыбацком пирсе городской стоянки для яхт. Было ветрено, и на волнующихся водах Залива белели барашки. Длинный пирс уходил в сторону Сан-Франциско, словно вытянутая рука. Чарльз сидел на скамейке, наблюдая за какой-то женщиной, которая горстями бросала зерна кукурузы стайке чаек и голубей. Среди более крупных птиц ловко сказали коричневые воробьи. Чарльз был необычайно низкого роста – где-то пять футов и два или три дюйма. Ему было под шестьдесят. Гладко выбритый, с редкими волосами, в очках с металлической оправой. На нем были синие джинсы и спортивная фуфайка.
– Доброе утро, Чарльз.
– Доброе утро, Никки.
Мы двинулись по пирсу, на котором сидели рыбаки. Некоторые в одиночку, некоторые группами по двое или по трое, рядом с ними на земле стояли ведерки с водой для хранения улова. Интересно, что им удается поймать. Что сейчас плавает там, в холодной воде Залива. На противоположной его стороне на фоне неба виднелись очертания Сан-Франциско. Над неясными контурами зданий клубилась огромная пелена тумана. Я едва могла различить окутанный дымкой мост «Золотые ворота». По волнам мчалась парусная яхта, она резко кренилась, меняя галс. Я кивком указала на нее Миллеру:
– Что будет, если они перевернутся?
Он посмотрел на парусник.
– Тогда они окажутся в воде.
Он закурил маленькую коричневую вонючую сигарку. Чарльз тоже любил такие сигарки. Он затянулся, и кончик его сигарки вспыхнул, и в воздух начала подниматься струйка дыма.
– Все, что он тебе сказал, подтверждается. Ганн – типичный предприниматель из Кремниевой долины. Бросил Стэнфордский университет – официально его вышибли из-за низких оценок, хотя кому есть до них дело, – поработал в финансовой сфере в Нью-Йорке, вернулся в Калифорнию, основал три стартапа, которые прогорели. Но ему все-таки удалось найти финансирование, чтобы создать «Care4». Есть только одно странное обстоятельство. Они вовсе не ждут никаких новых инвестиций. Все нужные им инвестиции они получили уже несколько лет назад.
– Возможно, я его не так поняла.
– Возможно. Вот, я раздобыл даже это.
Он отдал мне две ксерокопии с характерной печатью Стэнфорда в виде секвойи. В верхнем углу первой из страниц красовалось размытое черно-белое фото намного более молодого Ганна, на лице которого играла уверенная улыбка. Рядом с фотографией была напечатана информация о его жилье: общежитие Уилбур-холл, номер комнаты и имена двух его соседей по комнате: Мартина Гилмана и Джорджа Левинсона. На второй странице был табель успеваемости Ганна. Оценки «хорошо» и «удовлетворительно» в первом семестре превратились в «удовлетворительно» и две оценки «неудовлетворительно» во втором. Грег явно не был прилежным студентом.
Я сложила листки и на ходу положила их в карман.
– А как насчет Карен Ли?
– Я выяснил только основные сведения. Она родилась в Пекине, но в 1990 году в возрасте десяти лет переехала к родственникам в США. Она самый обыкновенный бакалавр компьютерных наук, у нее стандартный профиль в LinkedIn[39]
, в общем, ничего необычного. Я связался с ее предыдущим боссом, который сказал, что она была замечательной сотрудницей, что с ней легко работать, что она дружелюбный человек и блестящий программист. И, конечно же, непохоже, что она из тех, кто доставляет неприятности. Она работает в «Care4» уже около пяти лет. Вот и все.Мы дошли до конца пирса. Перед нами было ярдов[40]
двадцать открытой воды, а дальше виднелся участок еще одного пирса, о существовании которого я раньше и не подозревала. Это был своего рода остров. Никто никогда по нему не пройдет. Он никуда не вел, и ничто не вело к нему. Он просто существовал сам по себе. Сан-Франциско отнюдь не стал ближе, но, оглянувшись, я увидела, как далеко мы отошли от берега. Парусной яхты уже было не видно. Мужчина, сидящий рядом, выудил из воды что-то маленькое и трепыхающееся.– Спасибо, Чарльз, – сказала я. – Я ценю твою помощь.
Чарльз многозначительно посмотрел на меня:
– Одного не понимаю: зачем им понадобилась ты.