Поднявшись в свой кабинет, я нашла номер телефона Бренды. Если ее муж приезжал в штаб-квартиру «Care4», то мне хотелось узнать зачем. Но сначала я набрала другой номер.
– Привет, незнакомец, – сказала я.
– Никки?
– Вьетнамская кухня, – сказала я. – Откуда ты узнал, что я ее люблю?
В голосе Итана послышалась радость.
– Одна девушка, с которой я познакомился случайно, сказала мне, что предположения строят все. И что-то насчет того, что вопрос заключается только в том, верны они или нет.
– Девушка, с которой ты познакомился случайно? Насколько я понимаю, как правило, это весьма надежный источник информации.
– Значит… я не ошибся?
Я ответила вопросом на вопрос:
– Сегодня вечером ты свободен?
– Конечно, – с удивлением в голосе ответил он. – То есть из-за этого мне придется бросить моих друзей, с которыми мы вместе участвуем в викторине, а это означает, что они, по всей вероятности, проиграют, но они это переживут. Честно говоря, проигрыш в таких викторинах для нас – обычное дело, независимо от того, участвую в них я или нет. По-моему, в этом виноваты задаваемые вопросы. Они слишком поверхностны.
– Скажи мне, где мы встретимся, – сказала я, – и я буду там через час.
Повесив трубку, я почувствовала себя лучше. Мне хотелось опять увидеть Итана. Хотелось поговорить о книгах, посмеяться вместе с ним или прислониться к его плечу, хотелось почувствовать, как меня обнимает его рука, молчать и не принимать никаких решений. Мне даже не хотелось читать ресторанное меню. Я снова сняла телефонную трубку и набрала номер Джонсон. Ответа не было. Что ж, попробую позвонить ей позже.
Но в десять вечера было уже слишком поздно. Слишком поздно для того, чтобы Карен могла мне что-то сказать, слишком поздно для того, чтобы я могла ее спасти.
В тот день на ее прелестном лице был написан страх, а взгляд выражал досаду и беспомощность. Досаду, потому что я столь многого не знала и не понимала. И беспомощность, потому что сама она, напротив, знала столь много.
И я позволила ей уйти и умереть.
Я налила себе еще виски и начала снова просматривать фотографии, которые разглядывала уже столько раз, что у меня было такое чувство, будто я знаю каждого из изображенных здесь людей. Кто они? Почему хотят причинить зло тем, кто ни в чем не повинен? Красивый мужчина с взъерошенными волосами, выходящий из мечети. Женщина с печальными глазами и затравленным выражением на лице, сфотографированная в тот момент, когда она подняла ногу для следующего шага и ее конский хвост черных волос развевался на ветру. Тщедушный мужчина, бьющий по футбольному мячу на какой-то заасфальтированной площадке. Женщина с круглым решительным лицом и высоким лбом, сидящая в ресторане, поднося вилку ко рту. Крутой на вид мужчина в плаще, спешащий куда-то с сумкой в руке.
На одной из фотографий я остановилась. Мужчина с дыркой на месте одного из передних зубов. Тот самый, который улыбался на нечетком газетном снимке. Тот самый, который, как писали в газетах, был теперь мертв. Что это значит? Какая тут связь? Я вглядывалась в его фото, чувствуя, что от меня что-то ускользает. Я постаралась подавить досаду, вызванную ощущением собственного бессилия, и заставила себя рассуждать логически, перебирая возможные варианты.
Вариант первый: он действительно был блогером, который выступил против правительства и по какой-то причине покончил с собой, как утверждала полиция. Вполне возможно. Семьи часто не соглашаются с версией о том, что кто-то из их членов совершил самоубийство. Справедливо это или нет, но, когда кто-то кончает с собой, это вынуждает его родных задавать себе разные неприятные вопросы. Куда проще думать о его смерти как об убийстве, которое они не могли предотвратить.
Вариант второй: он и в самом деле был чем-то вроде журналиста, и его вдова была права, когда утверждала, что он был убит, что могло произойти по самым различным причинам. Возможно, он просто-напросто написал что-то такое, что заварило какую-то кашу, не имеющую отношения к моему нынешнему расследованию. Или же он разозлил каких-то местных гангстеров, быть может, потому, что проигрался и не смог выплатить долг. Если ты ведешь блог, разоблачающий коррупцию, это не обязательно означает, что ты во всех отношениях святой.
Вариант третий: он был вовсе не блогером, а занимался чем-то куда более пагубным и зловещим. Если он состоял в какой-то террористической ячейке, он вполне мог струхнуть и попытаться дать задний ход, из-за чего его и убили. Или же до него добралась правительственная служба безопасности. Египетские спецслужбы славились своей безжалостностью даже на переполненном насилием Ближнем Востоке. В последние годы он убили тысячи людей, часто по малозначащим причинам или вообще без причин. Если они подозревали, что какой-то блогер имел пусть даже самые косвенные связи с джихадистами, его жизнь не стоила и ломаного гроша.