Спелый дождь

Ни окриков погони -

Видений бег?

Сквозь лунный хуторок

В ночное поле

37

Скачут,

Скачут кони

В ночное поле,

В призрачность дорог.

Вбирает даль,

Распахнутая настежь,

Безумный бег,

Срывающийся всхлип.

Им несть числа!

Ночной единой масти

Исход коней

С трагической земли.

Багровый свет -

То знаменье иль знамя?

Предвестный свет

Грядущего огня...

Я жив ещё

И до конца не знаю,

Как это всё

Пройдет через меня.

АВГУСТ

Медленно падает

В землю крестом колокольня.

Падает вечность

На белые лица солдат.

Огненным было

В том августе

Небо и поле.

Красные травы.

И красная в речке вода.

Тем, кто останется,

Будут иные рассветы.

В тех, кто уходит,

Понятья уже смещены.

Жизнь, что за болью,

Теперь непонятного цвета:

Августа, смерти,

Пожара,

Ночей

И войны. Я не ушел.

Но в сегодняшнем

Мире великом

Вдруг задохнусь

Давним августом

В красной пыли

И закричу,

Раздираемый сотнями криков

Тех, что живыми

Сквозь август

Пройти не смогли.

38

* * *

Дым над осенью,

Резкий и синий.

Едкой гарью

Октябрь напоён.

Дым. И дождь

По военной России,

Проникающий в сердце моё.

Дождь:

По горьким солдатским усмешкам,

По глазам,

По стальному стволу.

Догорают избы головешки.

А над полем - кувшин на колу...

Кони. Кони.

Блестят, как тюлени.

Где-то справа машины гудят.

Прикрываю руками колени,

Меж лопаток -

Мурашки дождя.

И не знаю, зачем,

Но запомню:

Что-то слышно

В недальней пальбе.

Что-то думают мокрые кони

О своей

И о нашей судьбе.

Начинается новая эра,

Отсекая дороги назад.

Я рождаюсь вот здесь,

В сорок первом,

Мёртвым сверстникам

Глядя в глаза.

* * *

Что случилось,

Молодость,

С тобою?

Говори

И не щади меня.

Расстреляв последнюю обойму,

Почему не вышла из огня?

Почему,

Взрывая крепость быта,

В сердце бьют

Обугленные дни?

Скольких мы оставили убитых,

Так и не успев

Похоронить!

Поле, поле...

Поле не пустое.

Я до самой смерти

39

Пронесу -

Жители,

Спешившие на стоны,

Псов голодных

Видели в лесу.

Я поверю

Снам и ворожеям.

Молодость,

У скорбного села

Почему осталась в окруженье

И ко мне

Пробиться не смогла?!

Вспомню - плачу.

Не могу.

Нет власти:

Слышу,

Вижу,

Как идут бои.

На бегу

Редеющие части -

Годы отходящие мои.

ОГНЕВАЯ СТРАНА

Забери меня, память,

Домой пусти,

К тем дымам,

Что гуляли в овсе.

Огневая страна моей юности,

Ты во мне -

Навсегда, насовсем.

Обними меня

Давними стужами,

Чтоб не смог я

Уйти никуда!

Ослеплённый тобой

И контуженный,

Не в свои

Завернул я года.

Ни огня.

Ни окопа.

Ни выстрела.

Раскалённый

Подай карабин!

И дождями

Бинты мои выстирай,

Забери ты меня,

Не губи.

Что ж ты, Родина,

Что же ты,

Что же ты?..

Никогда я не бил наугад.

40

Я по крику,

По хрипу,

По шёпоту

Различу

Своего

И врага.

ПО РАЗЛОМАМ ВОЕННОЙ ЗЕМЛИ

Юз Алешковский устроил бунт в ар-

мии в 1949 году, за что был осуждён на

четыре года, а впоследствии эмигриро-

вал. Михаил Сопин сделал примерно то

же самое через два года, был признан

шизо фреником, и это клеймо осталось на

всю жизнь. Случилось это так.

После войны Мишка, имеющий к

тому времени пятиклассное образо-

вание, жил с бабушкой на Курщине,

работал в колхозе. Потом вернулся в

Харьков, кончил ремесленное учили-

ще.

Вместе с матерью трудился токарем

на заводе, где когда-то служил испыта-

телем танков его отец. Но надолго там

не задержался - ушел бродяжничать

вместе с подростками, сбежавшими из

колонии Макаренко. Ребята «прокати-

лись» до Владивостока и обратно. В 1949

году Михаил был арестован за хранение

оружия. Отбывал на строительстве кот-

лована Цимлянской ГЭС. Через полтора года освободили по амнистии.

И почти сразу - армия. Михаил был зачислен в танковый десантный ба-

тальон - по тем временам войска элитные. Он был водителем-механиком.

О послевоенной Красной Армии обычно отзываются хорошо: дедов-

щины ещё нет. Однако вспомним фильм «Анкор, ещё анкор», который не

могут простить режиссеру Петру Тодоровскому генералы. Были, были и в

той армии свои проблемы...

Одна из них - расслоение: молодых офицеров, «не нюхавших пороха», и

призывников, побывавших в полосе боевых действий. Опалённые войной

не признавали унижения, неуважения к личности, мелочных придирок.

Они легко вступали в конфликты, реагировали нервно, могли стать не-

предсказуемыми в поведении. Например, заходит лейтенант в казарму

перед сном, требует выстроиться по форме, а солдату надоело обуваться-

разуваться. Он сунул портянки под матрац, а сам голыми ногами - в сапо-

ги. У лейтенанта взгляд зоркий:

- Это что такое из-под матраца торчит? Что за сопли?

- Это не сопли, а солдатские портянки!

- Мо-олчать! Ты в какой армии служишь?

41

- В американской!

- Что-о-о?!

- Вы что, сами не знаете, какая здесь армия? (И поехало-пошло...).

Или так: в час ночи, когда сон солдата должен быть особенно крепок,

его вызывают в штабную комнату на проработку. Михаил сорвался и,

схватив автомат, побежал за лейтенантом, а когда его стали загонять в

угол, забаррикадировался в оружейной комнате с винтовками, готовый

отстреливаться до последнего.

Армейскому руководству хватило мудрости уговорить солдата

сдаться, а доводить дело до трибунала не захотели: это бросило бы

пятно на образцовую часть. Проще представить взбунтовавшегося