Спелый дождь

солдата «дуриком». Михаила отправили в больницу, где он объявил

голодовку. Впоследствии был списан с воинской службы с «волчьим

билетом», в котором указывалось, что такой-то по состоянию здоровья

не имеет права работать с техникой, моторами и вообще быть приня-

тым на престижную, оплачиваемую работу. Этот «пунктик» сопрово-

ждал Сопина по всей жизни. Приходит, бывало, устраиваться на рабо-

ту сантехником, а там требуют паспорт и военный билет. В паспорте

отметка: выдан по справке об освобождении из мест заключения. А в

военном билете...

Михаил по карманам похлопает и, как бы опомнившись, улыбнётся

широко:

- Забыл дома! Да вы на меня посмотрите: ну конечно, военнообязан-

ный! Разве не видно? (Фигура крепкая, грудь колесом).

При тех должностях, которые он занимал, формальности не соблюда-

лись...

* * *

Когда первый мороз

Опушит

Тополя чистым мехом,

Кто-то в окна стучит,

И зовёт,

И ответ мне даёт:

«Это я,

Твое имя,

Пропавшее без вести эхо,

Перекатная голь,

Беспризорное детство твоё».

И туда обернусь,

И сюда погляжу:

Как ты? Где ты?

Я же сам очевидец:

Ты убито...

Ахтырка... Бои...

А на тёмном стекле

Обнажённо,

До резкого света:

Ирреальная явь,

Тёмно-красные слезы мои.

42

* * *

Дымя,

Мимо изб,

Мимо пашен

Раскатно

Грохочет состав!

А юность

Мне машет и машет,

Тревожно

На цыпочки встав.

В бушлате,

Худая-худая,

Как в послевоенном селе,

Наверное, знает - куда я,

Глядит обречённо вослед.

Бомбёжки,

Составы,

Обвалы

В жестоком остались былом.

Когда же ты, жизнь,

Миновала,

Со всем, что сбивало и жгло?!

По сердцу -

Скребущие звуки.

Постой!

Обернись в пол-лица...

Скажи мне,

Что этой разлуке

Не будет. Не будет конца!

Скажи!

Я смогу возвратиться!

Хотя бы ладонь подыми!

Но поезд -

Ах, чёрная птица!..

Крылато качает дымы.

* * *

Как трудно уходить

Из той поры:

Открыл окно,

И в спелый дождь -

Руками!

За садом звёзды,

Что твои костры.

Какое счастье

В этой жизни -

Память!

Давным-давно

Не тот уж

Блеск в глазах.

И мир не тот -

43

От яви до преданий.

А я и сотой доли не сказал

О том, что слышу,

К полю припадая.

Здесь, на земле,

Случилось это всё:

Ни ты меня,

Ни я тебя не бросил.

Но мёртвый ветер

Разорённых сел

Нам не оставил

Ни руля, ни вёсел.

Холодные,

Голодные года

Сменили грохот

Тола и металла.

И вышло так,

Что вдруг и навсегда

Нас по Отчизне горькой

Разметало.

И мы с тобой

Такие не одни.

Ты говорила:

«Если выйти в поле,

То будет слышно,

Как летит над ним

Молчанье душ,

Запекшихся от боли».

* * *

Разметало

Сиротские рати

По разломам

Военной земли.

Никогда

Не собраться нам,

Братья.

Лиховеи наш путь замели.

За надежды,

Что были до мая,

За убитых

И проклятых нас -

До конца пронесу,

Не снимая,

Окровавленных

Дней ордена.

Бей сильнее,

Неистовей,

Память!

Всё равно

Я на зов твой приду

44

В ту страну,

Что лежит за холмами

В октябре

В сорок первом году.

* * *

Подрывались.

Пропадали.

Стыли.

Многих ветер в поле отпевал.

Даже до жестокости простые

Жизни той не выразят слова.

Жил и я.

Страдал, как всё живое.

И осталась

Память той беды -

Был заснят

С огромной головою,

А в руке -

Букетик лебеды.

Сверстники мои!

Мы входим в чащу

Тех снегов,

Что заметут виски.

Но по нашим

Судьбам преходящим

У живых

Не может быть тоски.

Мы пройдем -

И никуда не деться,

Как травой обочинной пыльца.

От того,

Что называют детством,

Сохраним

Бессмертные сердца.

Ранний свет,

Глубинный свет печали -

Молчаливый

Призрак наших лиц.

Мы еще своё не откричали.

Мы еще своих не дозвались.

* * *

И мысль горит, и жизнь течёт,

И есть у памяти свой счёт...

Страшась отцовского клейма,

Пойдут сыны без биографий.

От сына отречётся мать,

Ибо отрекшийся потрафил:

Рассек связующую нить.

45

Ни общей доли нет, ни боли.

Кого отрекшимся винить

За четвертованную долю?

Так народится гриб-гибрид,

Зачатый страхом и пороком,

И Мост Истории сгорит,

Края обуглив двум дорогам.

* * *

Цепь - свобода.

Бред - авторитет.

Яд - надежда, хлеб грядущих лет.

И орёт

Под плотным кумачом

Проповедник,

Бывший палачом.

* * *

Я был

Не по своей вине

Живой мишенью

Мёртвых пашен:

Четыре года - на войне.

Полвека -

Без вести пропавшим.

* * *

Океан выгибает дугой!

Всё летит

Во взбесившемся гуде.

Ураган!

Ему нет берегов,

А вошёл -

Ураганом не будет.

Может быть,

Ты мне этим и мил,

Что другим никогда не бываешь:

Развернулся,

Пошел напрямик,

Разбивая

И сам разбиваясь.

Вот и я

Так по свету кружил,

Как в просторы

Рванувшийся ветер!

Задыхаясь,

Входя в виражи,

Расшибался о дамбы столетья.

46

Но любил свою жизнь,

Что была!

Пронесла меня

Вольным и битым,

Добела закусив удила,

По надеждам,

Годам и обидам.

* * *

Как жили мы,

Военных лет шпана,

Колёсная, подвальная, земная -

Пинки

Душа и кости пацана

Неизгладимо чувствуют и знают.

Пятнадцать лет -

Неволи окоём.

Но не ослеп

От суеты и рвенья.

Открылась тайна

В облике твоём,

Явилась жизнь -

Возможность откровенья.

47

ПАМЯТИ МОЕЙ ЛИЦО БЕСКРОВНОЕ

Когда мы вместе задумали эту

книгу, Михаил признался, что ещё

при подготовке «Предвестного све-

та» выработал творческое направ-

ление, которому старался следо-

вать. Оно состоит из трёх частей:

обретение голоса, исповедь, про-

поведь. У этой триады есть общее

- историко-культурный камертон.

«Предвестный свет» можно отне-

сти к обретению голоса. Три шага

цикла «Памяти моей лицо бескров-

ное» - более всего исповедь.