Спелый дождь

Нет другой, про запас?

«Пей, славяне, за правое дело,

Пей, душ-ша мир-ровая, за нас!»

Мировой океан одиночек

Пил-бурлил у черты роковой.

И слезу утирал пулемётчик

* Состояние обреченности (из лексикона заключённых северных лагерей).

52

Госпитальным пустым рукавом.

Смех. Объятия. Слёзы.

Всё было...

Босячьё, что с пути сорвалось,

На распутьях глубинного тыла

Принимала земля, как отброс.

Возвращались солдаты степенно

В оглушающую тишину.

Безотцовщины

Серою пеной

За волной поднимало волну.

Стоп! Замерзни, волна,

До предела

Дай осмыслить:

Сиротство и тиф,

Кто нас в детстве

Преступными делал,

В мясорубку одних запустив?

Перед кем или в чём мы повинны?

Изначально понять помоги:

Кто бросал нас

Под траки, под мины,

Самосудчикам под сапоги?

Извращённое бойнею детство,

Ты не знало, что близок твой час,

Будешь в зеркало мира глядеться,

Катастрофой страны отразясь.

Помню наш пацанячий шалман,

И его -

Пусть меня не осудят:

С виду Пришвин,

Но дьявол по сути.

И слова -

Ядовитый туман:

«Навались, безотцовщина, ешь!

Можно выпить за батьку, за деда,

За меня - подполковника СМЕРШ,

И за нашу, конечно, Победу.

Жуйте, жмурики, дело не в хлебе.

И мозги вам мутить не хочу:

Жаль мне вас,

Голодрань и отрепье,

Но Закон избавляет от чувств.

Зря мы, что ли, вскопытили мили

Под стальным и свинцовым дождём?

Немчуре хребтовину сломили,

А на вас-то

Управу найдем.

Наша - слава, бесславие - ваше.

Воедино не вяжется нить:

Каждый должен хлебать свою кашу.

Что вы можете? Грабить да бить.

53

Свой, не свой, на дороге не стой...

Надвигается долгий ваш вечер:

Восходить вам

На брег на крутой

Под набат обвинительной речи».

Ясновидца, пророка, урода

Рокотал,

Тиком корчился рот:

«К-к-кто то до-олжен же

Быть вне народа,

А иначе - ур-родец народ?

И не надо пощады просить.

Гнить вам, дохнуть,

В отвалах пылиться,

Греть тщедушием дали Руси,

Скрыв в метелях цинготные лица.

Всё для вас:

Воркута и Тагил,

Через степи -

Каналы И. Сталина.

Сколько ваших дурацких могил

Будет в Тундре Великой оставлено!»

Как в узде ты, Россия, в системе.

Из булата, звено ко звену,

Тянет цепь твоё горькое семя,

На поглядки скликая страну.

Дуй, народ,

Кто - на казнь,

Кто - на праздник,

Леший во поле - наш манифест,

Хватит-хватит отъявленной мрази,

Отдалённых и каторжных мест.

Сашки, Мишки, Иваны и Стеньки...

Глянь в глаза, отвечать не проси,

Вот она - хошь в цари,

Хочешь к стенке -

Кровеносная бездна Руси.

Мать-землица, я знаньем изранен.

Нету края у пропасти. Нет.

С боевыми шагал номерами,

С номерами - на тощей спине,

В «светлый путь», по погибели серой,

А на две стороны - хоры вьюг:

Обречённые думы - на север.

Отвлечённые мысли - на юг.

Замерзая в дороге, сгорая,

Добрались мы до всех полюсов,

Рекордисты Чукотского края,

Коногоны Печорских лесов.

Гуси чёрные, где же вы?

Где вы?

Обломали вам крылья-бока...

54

Предрекал

Пустозерский мятежник,

Что сгорит наша жизнь в кабаках.

О великий бунтующий Отче,

Я несу в себе дух твой и прах.

И душа не желает молча

На своих отплясать

На кострах

Мракобесия.

Лавочки-печки!

Вот и жаримся мы, что досель

Ты, свобода,

В железной уздечке

Крутишь смертным надежд карусель.

Не одно отцветёт бабье лето,

Прежде чем нас, живых, отклянут,

Кто придёт после госпятилеток,

Испытав просвинцованный кнут,

Из-за «речки», Ухты или Томска...

Нас приветят:

«Пой, ласточка, пой».

Это мы явим к жизни потомство,

Что уйдёт во вселенский запой.

Знала б женщина, мать и жена,

Что родится

На выжженном месте?!

На безлюбье любовь начинать -

Порождать неизбежность возмездья.

В тёмном поле -

Жизнь в трауре белом.

И хочу закричать: «Не моя!..»

Но - моя. И одна... Отлетела

И обуглила сердца края.

Да. Всё так. Путь безумен. Огромен.

Но и мы

В своих клятых делах

Деспотию крушили,

Что в доме,

Здесь дышать нам

И жить не дала.

Всех распял он,

Убийца, ублюдок.

Уж не спутаю

Свет с темнотой.

Уж не слышу железных побудок.

Уж не рявкнут вдогонку мне:

«Стой!»

Только память порой,

Как граната,

Саданёт и поднимет года...

Все, кто грел Магадан и Анадырь,

Уходил, пропадая во льдах,

55

Все, кто полз по полярному снегу,

В безысходности

Шёл на рывки,

Кто убит при попытке к побегу -

Все вы в сердце моём, мужики!

И былой СВЭ*, и уродина -

За гонимых, за проклятых нас

Я приполз

В тебя веровать,

Родина,

Надсадив сухожилья о наст.

1989 г.

ШАГ ВТОРОЙ

Обогащённый общением с Е. Ш. Галимовой, почувствовавший мораль-

ное право расстаться, хотя бы временно, с необходимостью ежедневно

отрабатывать по восемь часов на производстве, Михаил садится за пи-

шущую машинку и приступает к воплощению того, о чём заговорил ещё

в лагере:

Есть в душе моей такая рана,

что когда-то полыхнёт огнём...

Это и сейчас практически ещё не освоенный пласт. Проникнуться во

всей полноте темой может только тот, кто пережил. Прошедших через всё

это и сумевших не загинуть на этапе, не спиться, не вернуться назад в

преступный мир, не выброситься на воле из окна - мало. Ещё меньше

таких, кто сумел-таки обойти эти загородки и... обрести голос, получить

образование. Наконец - иметь талант!

Но даже уметь сказать - мало. Нужно еще быть услышанным, ощутить

воспринимающую тебя аудиторию. Ну хотя бы немножко, чтобы уж не