Спелый дождь

удачную строку - по ней, как по проводнику, возвращается в полузабытое

состояние... Но тогда ещё не было мастерства. А теперь - надо же! - полу-

чается свежо и интересно.

Первые годы после освобождения - психологическое, даже физиологи-

ческое неприятие прикосновения к лагерной теме. Чтобы описать прав-

диво состояние заключённого, надо было снова влезать в его шкуру. А

организм отторгал: невозможно жить и дышать так, как «это было там».

Но незримое присутствие этой «шкуры» все равно постоянно ощущалось:

И боль моя становится не болью,

А частью жизни, сросшейся со мной.

В то же время возвращение к тому состоянию сулило возможность

освободиться, скинуть с себя эту шкуру. Но она не сползала, приходилось

сдирать вместе с кожей:

А на тёмном стекле

Обнажённо,

До резкого света:

Ирреальная явь,

Тёмно-красные слезы мои.

63

Подстёгивало осознание, что он всё же должен сказать за тех, кто «не

дополз, упал, не додышал»: «Кто не жрал наркомовского хлеба, не сможет

передать его вкус и запах. Говорить надо сейчас. Можно и потом, но потом

будет другое».

...Каждый вечер Миша приносит мне новые пачки стихов. Я снача-

ла прочитываю добросовестно, но в какой-то момент останавливаюсь и

дальше не хочу. Возникает потребность поберечь себя и читателя. Пред-

лагаю сокращения, указываю на непонятность для аудитории некото-

рых строф:

- За разъяснениями надо обращаться в специальные справочники!

Миша молча сгребает листы:

- Дети разберутся!

Я понимаю, что сейчас должна проявить внимание и терпение, но...

иду на кухню и принимаюсь за приготовление ужина.

Спорим из-за уголовного жаргона, который я требую убрать - либо,

в крайнем случае, делать сноски. Сходимся на компромиссах. Теме еще

нужно вылежаться, отстояться, на это потребуются годы.

В поисках энергетики стиха поэт ищет новые выразительные сред-

ства, появляются словообразования типа: «слепо-зряще», «вожделю-

бы», «всезапойные катастрофы», «со зрачками-зонтами», «крестико-

звезды»...

(Сейчас искала это словосочетание и прочла в стихотворении конца

80-х: «На лице моём синем-пресинем СТАВЯТ крестико-звезды, Россия».

Заметьте, тогда поэт ещё выводит Россию из-под удара, обращается к

ней как бы жалуясь. Пока ещё она - высшая инстанция: кто-то ставит

крестико-звезды, а она, Россия, должна рассудить. Через несколько лет

он поправит: «СТАВИТ крестико-звезды РОССИЯ», без запятой в середине

строки).

Пока для него самое страшное - «слепо-зряще и жутко реял идол во-

ждя», «садистские дознания в подвалах» и смак, с которым «дяди» из НКВД

ломали подросткам кисти рук. Пройдет немало времени, прежде чем поэт

придёт к выводу:

«Не в сталинщине только дело - народный зверь сжирал свое нутро».

Стихи лагерной тематики впервые были включены в сборник «Смеще-

ние», изданный в Северо-Западном книжном издательстве в 1991 году.

Он увидел свет почти одновременно со сборником «Судьбы моей поле». Та-

кой дружной публикации во многом способствовала потеря нашей семьёй

старшего сына Глеба - как видно, автора пожалели. «Смещение» посвяще-

но Глебу, и подросток на титульном листе (в графическом изображении

художника А. Савина) на него похож.

После выхода этих книг Михаил Сопин был принят в Союз писателей

СССР, который через пару месяцев был преобразован в Союз писателей

России. Его членом Михаил оставался до конца своих дней.

Иронией судьбы сборник стихов Сопина в Архангельском книжном

издательстве оказался для вологодских авторов едва ли не последним.

Издательства разделились. А у Миши появилась присказка:

- Стоит мне куда-то вступить, всё тут же разваливается. Издал книгу

- не стало издательства. Вступил в Союз писателей - развалился Союз.

Только-только начал превращаться в полноправного гражданина СССР -

рухнула страна.

64

* * *

На холме - три тополя,

Три ракиты.

Три тропинки во поле

Перевиты.

Первой - шёл я в ночь свою,

Второй - в счастье.

Третьей - в землю отчую

Возвращаться.

В том и дело, Родина,

В том и дело:

Каждый думал - пройдено,

Значит, в дело.

Каждый верил - сказано,

Значит, к месту!

Отслужили слаженно

Злую мессу

Не царю небесному

Со владыкой,

А земному деспоту -

Дичи дикой.

Вместе славя, хлопали -

Врозь убиты.

На холме три тополя,

Три ракиты.

* * *

Со слепыми зрачками,

С обрубками крыл

Я по красному-красному полю проплыл.

Меж Цимлой и Солёным

Глотал плывуны,

Опираясь культями о стены страны.

Всё здесь шло по модели,

Что преступный народ

Сам себя раскуделит,

Перервёт, перебьёт:

Больше дел, меньше гнили -

Сей лишь распри и месть.

И тимуровцев били,

И квакинцев здесь.

«МАЗ» рванёт в две сторонки -

Вскрик хлестнёт по волне.

Никакой похоронки

В безымянной войне.

Со зрачками-зонтами,

С обрубками крыл

Я по красному-красному воплю

Проплыл.

А в грозу, в промежутках,

Меж обвалов дождя

Слепо-зряче

65

И жутко

Реял

Идол вождя.

* * *

Вой волчьих чучел.

Льдинка песни птичьей.

Холст - котелок на неживом костре.

Ни сон, ни явь.

Глухое безразличье

У брата к брату,

У сестры к сестре.

А я смеюсь,

Смеюсь, от страха ёжась,

Безумию ума смертельно рад,

Что возглавляю скопище ничтожеств,

Позвякивая ужасом наград.