Спелый дождь

В восьмидесятые годы процесс ещё не зашел глубоко, значительных

авторов печатали везде, и широкая публика (в том числе мы) литератур-

ного политиканства не понимала. Как не вспомнить, что сатирический

роман В. Астафьева «Печальный детектив» был впервые опубликован в

69

«Нашем современнике»! Рядом с публикацией Михаила в этом журнале

в 1990 году - «Красное колесо» А. Солженицына. Почётное соседство!

Издательство «Современник» приняло рукопись к рассмотрению. Не-

смотря на благожелательное отношение, работа не принесла Михаилу

удовлетворения. Он в то время уже осваивал новые темы, рвался с ними

к читателю, а его возвращали к старому. В конце концов сказали: «Будем

делать на основе «Предвестного света», в расширенном варианте».

Это была обычная столичная практика - 50 процентов опубликованно-

го (проверенного), 50 - нового. Сборник «Судьбы моей поле» (1991 г.) Миша

долгое время недолюбливал и считал слабым, начиная с названия - хотя,

по-моему, он не прав. Там много прекрасных стихов, а маленькая поэма

«Лунным полем, темным бродом» - шедевр.

Хочу обратить внимание читателя на цвето-звуковую гамму стихов

того периода. Она необычайно широкого диапазона. То автор идёт словно

бы на ощупь («Ослепший лебедь», «...Душа что-то ищет незряче...», «Про-

бежал по земле, заслонясь маскировочной сетью от живой красоты...»), то

широко раскрывает глаза и видит Россию с «багровым закатом в полын-

ную степь». Распахивает окно «в спелый дождь» и вспоминает «тени дож-

дей, отражённые в давнем окне». То же самое о звуках: от немого «Говоря,

ты молчишь, и смеясь, ты молчишь...» - до: «А я и сотой доли не сказал о

том, что слышу, к полю припадая».

У нас в детстве была такая игра. Надо крепко-крепко зажмурить глаза,

и когда уже привыкнешь к темноте, внезапно их открыть. Ярко, празд-

нично вспыхивают словно бы обновлённые краски. Но - ненадолго. Потом

опять привыкаешь к будничности.

Некоторые стихи интересны адресностью. Так, читая про «железобе-

тонную эру», которая уходит, «от едких дождей, опустив капюшон на гла-

за», я вижу поселок химиков Кислотный на Каме, над которым в семиде-

сятые годы всегда стояло «оранжевое небо».

А тополёк из стихотворения «Протяни мне ладонь, тополёк» рос под

окном в пермской квартире. Уходя в армию из Вологды, наш старший

сын Глеб переписал в свою записную книжку это стихотворение: «Оно мне

нравится, потому что я знаю этот тополёк».

В последний год жизни Михаил пересмотрел свое отношение к сборни-

ку под влиянием читательской аудитории Интернета, которой оказалась

близка эта интонация.

* * *

Я не знаю

Судьбы бесприданнее.

Но запахнет травою в укос!..

Ах, душа,

Не зови в поле раннее,

Где так нежно,

Так горько жилось.

Где то было:

Певали по вечеру

О замёрзшем в степи ямщике,

И лошадкины губы доверчиво

На моей замирали щеке.

70

Всё пропало.

Вдруг рявкнули траками.

Рухнул храм.

Пала пыль по росе.

И пошла моя жизнь буераками,

Резко взяв стороной от шоссе.

Сколько лет было лютых и снежных!

Но едва лишь забьется «ку-ку» -

Пробуждается тихая нежность

Стебельком яровым на току.

Край полей,

Сторона аномалий,

Полюбил я печаль и вину -

Всё, что женщины вдруг понимали,

В полыньи моих глаз заглянув.

Что прошёл с той поры,

Что проехал...

Но с полей

Тишины и войны

Всё зовет меня

Чёрное эхо

В две,

Навек болевых, стороны.

* * *

И стал я немым обелиском

Над степью,

Где всё сожжено.

И плакал -

Из камня -

О близком,

О том, что вернуть не дано:

Где был

И жесток, и неласков,

И слышал,

Как, рвано дыша,

Кричала во мне несогласно,

К любви призывая, душа.

* * *

Когда мы родились,

У нашего царского ложа

Российская мать

Опалила нас совестью глаз,

Чтоб праведно жили!

Где лгали за славу -

Сытожим:

В витрину столетья,

На общий обзор,

Напоказ.

71

И слаще не надо,

И горестней этого плена.

Пройдёт наше время,

Покатится солнышко вниз.

Ещё покочуй, моя нежность,

В раскатах вселенной,

К ракитам закатным,

К морщинам полей прикоснись.

* * *

Знаю, в хмурые дни

Ты подходишь к окну.

Что скрывать -

Всем нам хмарь да окно.

Ты обманешь себя,

Я себя обману,

Но скажу:

«Всё забыто давно».

Говоря, ты молчишь.

И смеясь, ты молчишь.

Вряд ли только

В тревожной судьбе

Голосами дождей,

Лунным светом в ночи

Мы сумеем сказать о себе.

Даже в лучшие дни

Тишиной заперты:

Всё скрываем, молчим да таим.

И лицо, и слова, и улыбка -

Не ты!

Только слёзы у сердца - твои.

Может быть, с той поры

В нас осталось добро -

Задыхаться, страдая в тиши.

Мы с тобою -

Как старые письма на фронт...

Не пиши, что в груди,

Не пиши.

* * *

Чем дальше, тем выше

Дома -

Одиночества глыбы -

Распятое тело

Бетонные гвозди прожгли.

Всё меньше на свете

Живых родничков и улыбок,

Наследственных песен

И древностей русской земли.

Зачем тут гаданья?

72

Всмотритесь, как в сумраке сером,

Плодя одиночек,

Стремится, не глядя назад,

Панельная морочь,

Железобетонная эра,

От едких дождей

Опустив капюшон на глаза.

* * *

Россия, Россия,

Приснись мне, как прежде,

С серебряной Ворсклой,

С костром на горе!

В судьбе моей осень.

Тускнеют надежды,

В которых так долго

Мог сердце я греть.

Зарядные вьюги

В глаза парусили.

Прошу на прощанье,

Пока не ослеп,

С дождями степными

Приснись мне, Россия,

С багровым закатом

В полынную степь.