— Достаточно хорошо. — Она подошла к стволу, на котором сидел Кит, и улеглась вдоль него на землю, положив босые ноги Киту на колени.
— Замерзли, — пожаловалась она.
Он вытер ей ступни насухо своим носовым платком и принялся растирать их.
— Хорошо!
— Как у нас со временем, не поджимает?
— Наплевать, какая разница?
— Нет, не наплевать.
— Ничего, все в порядке. Я сейчас в городе, выполняю поручения, которые он мне оставил на субботу. А сам он уехал с дружками в Мичиган, на Грей-лейк ловить рыбу. У нас там охотничий домик. Вернется только к вечеру.
— Ты уверена?
— У него два излюбленных занятия: травить меня и ездить с дружками на охоту или на рыбалку. Но второе доставляет ему даже больше удовольствия. — Энни на минуту задумалась, потом сказала: — Господи, как я ненавижу этот домик! Но я рада, что ему там нравится. Хоть на какое-то время он уезжает… и мы с тобой можем побыть вместе, пока он там.
— А ты с ним туда не ездишь?
— Иногда. Несколько раз мы ездили туда одни, — добавила она, — без друзей и даже без ребят, только вдвоем, и там он становился совсем другим человеком. Не то чтобы лучше, а впрочем, и не хуже, чем обычно… просто каким-то другим… спокойным… погруженным в себя… как будто бы… не знаю… словно он витал мыслями где-то далеко-далеко. Но я не люблю ездить с ним туда вдвоем, и обычно мне удается как-то откручиваться от таких поездок.
— Ну, ладно; так что же произошло? — спросил Кит, продолжая массировать ее ступни и икры.
Энни прикрыла глаза.
— Мы с ним вчера за ужином немного поскандалили. Вначале из-за того, что еда подгорела. — Она рассмеялась. — Я это нарочно сделала!
— Тебя послушать, так с тобой жить — не соскучишься.
— Не знаю. Так вот, потом он попытался поймать меня на том, что я ела на ужин у тети Луизы, дальше мы перешли к тому, как там Венди в одном общежитии с мальчиками, и наконец добрались до Кита Лондри, того типа — я цитирую, — который дрючил меня целых шесть лет подряд, а теперь, мать твою, заявился и хочет поселиться по соседству, — конец цитаты. И тут он снова попытался поймать меня на том, видела я тебя или нет. Я подумала, что это уже должно быть ему известно, и сказала, что да, мы случайно столкнулись с тобой на почте.
Кит одобрительно кивнул и сказал:
— Умно, молодец.
— Ну, настроение у него от этого не улучшилось. Он по-прежнему злится и что-то подозревает. Вот это я и хотела тебе рассказать. Но, пожалуй, ты и сам все это знаешь. Он говорил, что вчера заезжал к тебе, — добавила Энни.
Кит ничего не ответил.
Она сняла ноги с его колен, поднялась с земли и пересела на поваленное дерево, рядом с Китом.
— Прости. Не надо мне было все это тебе рассказывать, — сказала она, взяв его за руку.
— Энни, когда я садился в Вашингтоне в машину, чтобы ехать сюда, я понимал, к чему все это приведет. И знал, что мне здесь нужно.
Энни сжала его руку.
— Но ты ведь не знал всего, ты даже не подозревал, что тут происходит.
— Единственное, чего я не знал, так это что
— Знал, Кит. Должен был знать.
— И твоя, и моя тетки могли бы читать твои письма не краснея, — улыбнулся он.
—
— Ничего подобного. Я имел в виду «с любовью», — добавил он.
Они посидели немного молча, прислушиваясь к журчанию воды, к тихому всхрапыванию лошади, к шелесту листьев и пению птиц. Потом Энни проговорила:
— Ты ведь понимал, правда, что я по-прежнему любила и ждала тебя?
— Понимал. Но мог так никогда и не приехать.
— Я всегда знала, что ты приедешь. — Она подняла ветку и принялась чертить ею на земле. — Но если бы ты и не приехал, никого другого у меня все равно не было бы. — Она вытерла набежавшие слезы, глубоко вздохнула и, все так же глядя перед собой в землю, сказала:
— Господи, я все время боялась… что тебя могут убить, что ты на ком-нибудь там женишься, боялась, что ты меня разлюбил.
— Нет.
— Но чего ты ждал? Почему?
— Сам не знаю… сначала, когда я еще только уехал отсюда, мы вроде оба на что-то дулись… потом, перед тем как меня отправили во Вьетнам, я вдруг подумал, что меня могут там убить, я могу потерять руку или ногу, или еще что-то случится…
— Если бы я была твоей женой, я бы за тобой ухаживала, заботилась бы о тебе. А если бы стала вдовой, то навсегда осталась бы тебе верна и хранила бы о тебе память.
— Ну, слава Богу, что тебе не пришлось всем этим заниматься. Потом, когда я приезжал домой… не знаю… просто как-то не получалось дозвониться друг до друга. А спустя некоторое время ты вышла замуж, и я тебя возненавидел, затем возненавидел самого себя, а потом просто пролетали как-то незаметно год за годом… письма то приходили, то нет… у тебя появились дети, была своя жизнь… я считал, что у тебя дом, друзья… ты ведь никогда не писала мне о своей семейной жизни…
— А ты ни разу не написал мне ни слова о своих чувствах.
— Писал.
— О
— И ты тоже.
— Я хотела… но боялась. Боялась, что письма могут перехватить.
— Я тоже этого опасался.
Она снова вытерла глаза и попыталась улыбнуться.