Спенсервиль

— Самую малость. Пришлось прихватить для нее настойку на одуванчиках, когда я к ней заезжала. — Энни рассмеялась, поцеловала Кита, потом скатилась с него и встала. — Надо ехать.

Обнаженная, она вышла из комнаты, и Кит услышал, как в ванной зашумела вода.

Кит тоже встал с постели. Одевшись, он засунул под рубашку «глок».

Вернулась Энни и проговорила:

— Не провожай, не надо. — Она подобрала с пола свои одежки и бросила их на кровать. — Не хочется одеваться. Хочу оставаться голой — целую ночь, целую неделю, и чтобы все время с тобой.

— Я не против.

Она нацепила бюстгальтер, надела свитер, потом, усевшись на постель, стала натягивать трусики и чулки.

— А ты по-прежнему одеваешься сверху вниз, — заметил он.

— А разве другие не так? — Она натянула джинсы, всунула ноги в туфли. Встала. — Порядок. Проводишь меня вниз?

— По-моему, джентльмен просто обязан это сделать.

Пока они спускались по лестнице, рядышком и держа друг друга за руки, Энни искоса поглядывала на него, потом спросила:

— Тебе верится, что все это на самом деле?

— С трудом.

— У меня такое чувство, будто я вернулась назад, в молодость. Я ничего подобного не испытывала с тех самых пор, как… ну после тебя.

— Да ты просто молодец.

— Нет, я серьезно. У меня до сих пор сердце колотится и ноги как ватные.

— И лицо раскраснелось, и глаза горят. Будь осторожна, когда доберешься домой.

— Ой… — Она закрыла лицо руками. — Буду. Господи, ты думаешь…

— Просто восстанови по дороге в памяти, как и о чем ты говорила весь вечер с тетей Луизой, что вы делали. Пока доедешь, все будет в порядке.

— Ладно… — Она рассмеялась. — А что, если у меня по ногам еще что-то течет?

Кит тоже улыбнулся. Он хорошо помнил, как ему всегда нравилась в ней, внешне такой строгой и правильной, эта ее способность иногда совершенно неожиданно выдавать нечто грубое, шокирующее.

Они подошли к выходу из кухни, Энни приоткрыла дверь.

— И что же мы будем теперь делать, Кит?

— Скажи, чего ты хочешь, а я сделаю.

— Ты меня любишь?

— Ты же знаешь.

Она улыбнулась.

— Как я в постели, неплоха? Ой, сама не верю, что могла спросить такое. Пока. Я тебе позвоню.

— Погоди. — Он придержал ее за руку.

— Мне пора ехать.

— Я знаю. Но… подчиненные твоего мужа иногда следят за моим домом.

— О-о…

— Они не видели, как ты приехала, потому что в то время их здесь не было. Скорее всего, они поехали вслед за мной, когда увидели, что я уезжаю. Сейчас я отправлюсь первым, и если тут кто-то есть, они снимутся за мной. А ты подожди тут минут десять, потом уезжай.

Она постояла молча, пораженная, потом проговорила:

— Но ведь это ужасно… — Энни подняла на него глаза. — Извини Кит. Но я не могу подвергать тебя…

— Ты тут ни при чем. Это он все устраивает. И для меня это не проблема, я могу с ней справиться. А вот сумеешь ли ты?

Она кивнула:

— Ради тебя — да.

— Ну, вот и хорошо. Так, значит, запомни: ты провела весь вечер у тети Луизы. Держись этого объяснения и не отступай от него ни в коем случае, что бы он ни говорил.

Энни кивнула.

— Ты на чем ездишь? — спросил он.

— «Линкольн-континенталь». Белый.

— Через десять минут.

— Будь осторожен, Кит.

Он вышел, сел в свой «блейзер», помахал ей рукой и тронулся по дороге, что выводила на идущее мимо дома шоссе. Там он свернул в сторону города и проехал еще несколько миль, пока не добрался до первого перекрестка; тут Кит остановился.

Фар позади не было видно, поэтому, немного постояв, он двинулся дальше. Он заметил какой-то полуразвалившийся амбар, выключил фары и свернул с шоссе на проселок, что отходил в сторону амбара — там он загнал свой «блейзер» за груду обвалившихся бревен.

Кит вышел из машины и стал наблюдать за дорогой. Минут через пять он увидел свет фар, приближавшихся с той стороны, где находилась его ферма. Он присел за кустом и стал ждать.

Мимо него на большой скорости пронеслась машина, но он успел разглядеть, что это был светлый «линкольн-континенталь».

Он подождал еще минут десять, потом возвратился к «блейзеру» и поехал домой.

Полной уверенности в том, что Энни в безопасности, у него не было; но если Бакстер станет ее расспрашивать и она будет твердо придерживаться своей версии, то все должно завершиться благополучно.

У него возникло какое-то не понравившееся ему чувство: что все происходящее доставляет ему удовольствие, приятно возбуждает его. А впрочем, что тут особенного? То, что умеешь делать лучше всего, всегда и нравится.

Он ни минуты не сомневался в том, что и Энни этот элемент интриги тоже доставлял максимальное наслаждение. Она и раньше была такой, еще в те времена, когда им приходилось искать малейшую возможность и место, чтобы заняться любовью. Опасность всегда заводила ее, ей нравилась сопряженная с этим романтика, она любила запретные плоды, которые, как известно, всегда слаще.